На берегах таинственной Силькари - [10]

А еще жена Трескина обожала играть в карты — в бостон. Зная и эту ее «маленькую слабость», чиновники, которым что-либо нужно было от Трескина, старались ей проиграть. Чем больше был проигрыш, тем вернее дело.

Крестьянам Трескин торговать хлебом не разрешал — он покупал его у них сам, причем сам же назначал и цену. А потом продавал его втридорога в Туруханск и в Забайкалье, где из десяти лет только один был урожайным. Порой цена на хлеб здесь становилась поистине сказочной и генерал-губернатор наживал огромные деньги.

При Трескине иркутские купцы самовольно облагали сбором купцов инородцев, заставляя ни за что ни про что платить им никому не ведомую пошлину. По их просьбе Трескин повышал цены на мясо, и тогда «кругооборот» муфты и бобра ускорялся, жене больше «везло» в карты.

Иркутский городской голова М. Сибиряков однажды за что-то укорил Трескина. Взбешенный генерал-губернатор сослал его в Нерчинский Завод.

Когда Сибиряков смирился, Трескин выдал его сыну подряд на соль и дал заработать на этом четыре миллиона. Но не одна тысяча из этих денег перекочевала в карманы Трескина.

Когда на Трескина поступили в Петербург жалобы, начальство оттуда предписало, чтобы генерал-губернатор принял меры… против подобных изветов. Меры были немедленно приняты: Трескин выставил на дорогах заставы, а Лоскутов в своем уезде отобрал чернила и бумагу.

Началась отчаянная бумажная война. Иркутяне стали отправлять жалобы, запеченные в хлебе, запечатанные в бутылках, спрятанные в сене. Однако эти жалобы неизменно перехватывались. Тогда один из иркутян — разоренный купец, отец семерых детей Саломатов — взялся тайно доставить письмо в Петербург.

Саломатов с большими трудностями добрался до столицы, подкараулил царя и бухнулся ему в ноги со словами: «Прикажите меня убить, ваше величество, чтобы мне избавиться от тиранства Трескина».

После этого в Иркутск выехала ревизия. Когда о ней узнали в канцелярии генерал-губернатора, несколько чиновников сошло с ума. Это было сверх их понимания. Они никак не думали, что до них могут когда-нибудь добраться. Ведь для них выше генерал-губернатора никого не существовало, и жили они по пословице: «Тайга — закон, прокурор — медведь, что хочу — ворочу, он не станет реветь».

В Нижнеудинском уезде таким медведем считали Лоскутова и тоже думали, что страшнее его зверя нет. Когда ревизор приказал его арестовать (этим ревизором был М. М. Сперанский, будущий иркутский генерал-губернатор), жители Нижнеудинска в страхе упали перед ним на колени:

— Батюшка! Да ведь это Лоскутов!

Вы можете сказать, что Трескин — исключение. Ничуть не бывало. Его предшественник — губернатор Гагарин — за время своего правления столько награбил денег, что приказывал лошадей подковать золотыми подковами, а потолок своего дворца превратил в аквариум.

Для вице-губернатора Жолобова забирать тунгусских старост в Нерчинск и вымогать с них взятки было детской забавой. Серьезным заработком он считал, когда. ему удавалось отнять у них детей и продать куда-нибудь на сторону. Однажды вот так он сплавил сразу целую партию: двадцать пять продал в Тобольск, а пятерых в Москву. Так что генерал-губернатор Трескин на таком фоне просто светлое пятно.

ХАМЕЛЕОНЫ В РИЗАХ

Наши прадеды были людьми верующими. Не находя справедливости на своей горькой земле, они верили в «высшую справедливость» — верили в бога и неистово ему молились. Но служители боговы обманывали их так же, как обманывали купцы, чиновники, управители. «Не убий», «Не обмани ближнего», «Будь терпелив», — внушали они. А сами порой совершали такие гнусные преступления, что существуй бог на самом деле, он давно бы потерял терпение и покарал, за грехи прежде всего церковников.

Церковь всегда была хамелеоном: к каждому времени она приспосабливалась по-своему. То она карала за грабежи и убийства, то продавала квитанции на искупление вины за это. То жгла на инквизиторских кострах за научные открытия, то брала эти открытия себе на вооружение.

Несколько лет назад в финском городе Лахти я побывал в такой церкви, которой могло бы позавидовать самое высокомеханизированное предприятие. Здание церкви построено в самом современном стиле. Внутри него красивые светильники, сделанные в форме креста, удобные скамьи. Отопление проведено под полом, одна из стен сделана целиком из стекла. В зале для богослужения может сидеть шестьсот человек Но если мест не хватит, священник нажмет кнопку и стена, отделяющая соседний зал, автоматически раздвинется, добавляя еще триста мест. Алтарь священника превращен в настоящий пульт управления: там и микрофон и масса всевозможных кнопок. Надо ударить в колокола — священник нажимает кнопку. Надо «священную» музыку — тоже. В этой церкви есть все, что угодно: столовая, гимнастический зал, комнаты для занятий ребят и даже… бомбоубежище. Заманить в церковь теперь становится труднее, вот и пускаются церковники на всякие ухищрения.

Во вое времена служители церкви всегда жили лучше тех, чьи души они «спасали». В тот год, когда из Тобольска вышел отряд Дмитрия Копылова искать таинственную Силькарь, в Тобольском софийском доме, где жил архиепископ, подсчитывали запасы. Оказалось, что в подвалах дома для архиепископа и убогих иноков было запасено: 39000 пудов хлеба, 65 пудов коровьего масла, 418 пудов соли, 132 пуда меду, 236 ведер «горячего» вина, 13 ведер церковного вина, 20 ведер уксуса, 6 ведер конопляного масла, 110 лимонов, 2002 осетра в сушилах, 162 стерляди, 243 нельмы, 260 щук, 7 семг, 4 килограмма черной икры и много-много другого.