Н. Задеев. Не война, а мир, настоящая хроника - [6]

Кстати, перечитал вышенаписанное, наткнулся на слово «тоннель» и решил проверить себя в орфографическом словаре: может, «туннель» надо писать? Проверил: оказывается, правильно и так, и так. С одной стороны хорошо, с другой стороны ничего хорошего. Представим, что если вдруг нет одних норм человеческого поведения. Можно так — а можно так! Ну и бардак начался бы тогда! Бардак, конечно, и есть, но, повторяю, не в Полынске, — и уж если бы тут издавали орфографический словарь, то оставили бы одно написание, чтобы не путаться.

Кстати (держите мысль!), читая соседние с «тоннелем» слова, я в очередной раз пришел к мысли о том, что бездна знаний лишь приоткрыта перед каждым из нас.

Ради эксперимента выписал слова только из одной колонки, начиная от слова «тоннель» (он же «туннель») до слова «торгово-заготовительный». И получилось, что я не знаю значения слов: тонный, тоновой, топетант, топинамбур, тополог, топологический, топология, топонимика, топонимический, топонимия, топотия, топсель, топчило, тора, торакокаустика, торакопластика, торакоскопия, торбаса.

Восемнадцать слов не знаю — только в одной колоночке — а на странице их три! Ну-ка, а во второй?

Не знаю: торевтика, тори, торий, ториевып, торированный, торица, торкретирование, торнадо...

Смотри-ка, всего восемь слов, причем из них некоторые — формы одного слова.

А ну-ка, ну-ка, в третьей колонке?

Не знаю: торшон, торшонирование, торшонированный, торшонироваться, тотем, тотемизм, тотемистический, тотемический, тохарский.

Девять слов, но, учитывая, что из них шесть — формы и виды, получается — три слова. Совсем хорошо!

Хорошо-то хорошо, а и грустно — на страницу получается восемнадцать да восемь, да девять (поскольку формы слова все же тоже надо считать словами) — тридцать пять слов на одной странице! В словаре же моем страниц — 480! Легко сосчитать, что, если в среднем на странице я не знаю тридцать пять слов, то, получается, во всем словаре, а тем самым и в русском языке, пусть даже учитывая слова иностранного происхождения, — но мы же их употребляем! — я не знаю двадцать тысяч слов! Заглянул в начало книги, там указано, что в словаре 106 000 слов. Значит, почти пятой части слов не знаю я!

И вот особенность моего полынского характера! Другой бы впал в ужас, а мне радостно стало! Да, не знаю, но ведь могу узнать! Все в силах человеческих! Значит, мне еще много удовольствия от познания предстоит! Как у Пушкина в передаче «Очевидное невероятное» — как много нам открытий чудных внушает просвещенья дух! Захочу — куплю толковые словари и все неизвестные слова выучу наизусть! Правда, словари я еще не купил, торопиться некуда, поскольку тут, как с машиной, меня успокаивает мысль, что всегда могу сесть и поехать, всегда могу взять словари — и изучить.

Вот этому бы мужеству перед лицом горьких мыслей и умению превращать их мысли светлые поучиться бы г. болтатристу! Он описывает выдуманных или, возможно, списанных с натуры отвратительных людей — и до него никогда не дойдет в силу прирожденной и философской его узости, что тут не ужасаться надо, а радоваться перспективе: чем ниже упал человек, тем, значит, скорее он станет выше самого себя. Если взять в историческом аспекте, то самое обнадеживающее положение человека, как субъекта цивилизации, — лежа пластом. Потому что стоит ему из этого положения сесть — и он уже втрое выше самого себя! А встал — вдвое выше сидячего, раз в шесть выше лежачего! Перспектива! — повторяю! — вот что должен был увидеть в своих героях г. болтатрист, по нему же судя, получается, что они в дерьме, извините, живут, и очень этим довольны!

Перспектива и сила фантазии! — которая хоть и не спасла нас от революции и других всем известных бедствий, включая сегодняшние, но могла бы привести к гораздо худшему положению, если б ее не было. Судите сами: каждый хочет жить лучше. Потом: у каждого человека (исключая большинство полынчан) есть враг. Потом: каждый, допустим, мужчина, желал бы иметь женщин больше, чем у него есть на то оснований. И вот, испытывая эти мрачные, идущие из каменного века потребности, человек тем не менее не идет грабить, убивать и насильничать, хотя по нынешним временам это вполне легко сделать. Почему? Сила фантазии! Человек представит, что он это сделал — и сразу вдруг понимает, что ничего в этом особенно хорошего нет, и остается нормальным человеком. А полынчане нормальней других в силу своей особенной особенности к фантазии. Захочет, например, полынчанин выпить водки. Значит, во-первых, проси деньги у жены (поскольку всю зарплату полынчане отдают женам), она даст не сразу и меньше, чем нужно, придется с кем-то объединяться, а объединившись, вволю уже не выпьешь, не приморозит твою душу ядреным хмелем, чтоб душа колом стояла! — а если нет такой возможности, то чего ради и пить-то? Ладно, допустим, у того, с кем объединишься, шальные деньги. Сделаешь себе удовольствие, назюзишься. Но утром, когда голову разрывает на маленькие куски, когда необходимо поправиться, чтобы жить, — кто тебе поможет? Жена поднесет, конечно, огуречного рассолу — но что рассол! В общем, хоть так крути, хоть так, — все плохо. И мудрые полынчане один за другим (у нас все — как цепная реакция происходит) сообразили, что удовольствия от выпивки гораздо меньше, чем вреда от ее последствий — и почти все бросили пить. Поэтому господин болтатрист, описывая наших якобы запойных... но держите мысль! Держите мысль, — ведь нехорошо так скакать с пятое на десятое, надо закончить рассказ о личной судьбе, а потом уже последовательно излагать другие события.