Мюрид революции - [3]
Разумеется, слухи эти будоражили прежде всего молодые умы: еще бы, вот он, герой, который ничего не боится, все может! И не выдуманный, а самый настоящий, живой — из аула Харачой. И вдруг такого человека предательски убили, а на убийцу его в награду за подлость надели офицерскую форму. Нет, он, Асланбек, не мог примириться с этой мыслью, он возненавидел офицеров и потому уговорил отца забрать его из кадетского корпуса. Но и в реальном училище, где учащиеся чувствовали себя несколько вольготней, Асланбек не нашел покоя: слишком много притеснений, бесправия, обид видел он в Грозном, а еще больше бросались они в глаза здесь, в горных аулах, куда вместе с семьей приехал на каникулы.
Вот и сейчас, терзаемый этими беспокойными мыслями, Асланбек еще долго не мог уснуть и лежал с открытыми глазами, переворачиваясь с боку на бок.
За окном тихо дремали дубы и могучие чинары, в густой листве которых приютились птицы, охраняемые яркими звездами. Душистые травы благоухали. Откуда-то снизу доносился протяжный и жалобный рокот реки… «Среди безмятежной природы стонут одни лишь обездоленные люди», — подумал Дакаш, вспомнив жалобы крестьян, которых наслышался в ауле, и невольно всплыли в памяти строки поэта:
— Нет, неправ ты, поэт, не всем хватает места под небам, — прошептал Асланбек.
А в это время за стеной, в соседней комнате, так же ворочалась, не в силах заснуть, мать. «Мой мальчик! — неслышно произносили ее губы. — Ну конечно, пусть отец, как только вернемся в Грозный, поговорит с ним… Ах, Дакаш, Дакаш! Аллах да защитит тебя!» А сердце упорно твердило свое: «Такие долго не живут!»
II
В стороне от больших и оживленных дорог, среди суровых гор, на узкой террасе с незапамятных времен стоял чеченский аул Борой.
По вечерам бороевские старики рассаживались на больших плоских камнях у старинной мечети и начинали нескончаемые разговоры о былых временах и нынешних горестях.
— Не унывайте, односельчане, нам бояться нечего. До наших седых вершин не доберется никакая вражья сила. Горы надежно охраняют наш аул. Разве не так было со времен наших далеких предков?
— Да благословит тебя, Элса, сам аллах! Нам не о чем тревожиться, живем спокойно, — отвечали ему внимательные слушатели, скручивая цигарки крепкого самосада.
Но жизнь у бороевцев не всегда была спокойной.
Как-то однажды после бурного схода они решили не платить непосильные налоги и даже изгнали из аула старшину Гишлако. Тогда начальник Чеченского округа полковник Свистунов прислал сюда карательный отряд с приказам: обстрелять аул чугунными снарядами и усмирить непокорных.
Бороевцы не поверили, что это злодеяние совершено с ведома самого сардала[1] Грузии. Они собрали целый мешок чугунных осколков и с этим мешком отправили в Тифлис делегацию к наместнику Кавказа. Но тот, даже не выслушав жалобы, велел отправить посланцев в тюрьму. Продержав их две недели в тюрьме, он отпустил делегатов домой со строгим наказом: никогда впредь не жаловаться на свое начальство…
С тех пор бороевцы вели себя довольно тихо, но между собой решили: ничего хорошего для царя и его помощников не делать, но также и от них ничего доброго не ждать.
Чуреков с солью как будто бы хватало, а в том, что баранину одни ели здесь в день три раза, а многие не видели ее месяцами, бороевцы не усматривали особой беды. «Так уж положено самим аллахом», — говорили они. Конечно, случалось, они ссорились между собой из-за земли или лесных угодий, но мулла твердил им, что жить надо мирно, с надеждой на «милостивого аллаха».
Так и жили из года в год, довольствуясь немудреными благами, стараясь и спичек не покупать, раз они изготовлены на фабриках белого царя.
Однако за последние поды тихая жизнь этих мест была нарушена новыми, непривычными волнениями. Сначала по аулам поползли тревожные слухи о войне, некоторых мужчин призвали и отправили в город. Люди строили по этому поводу различные догадки. Поговаривали, что где-то убили какого-то великого князя, а за это Германия начала войну с Россией. Но время шло, и вот то в один, то в другой аул стали возвращаться из госпиталей раненые горцы из тех, что сражались на германском фронте. Новости, которые они приносили, были потрясающие. Солдаты-чеченцы рассказывали, что рабочие в России бастуют, что в русских деревнях бунтуют мужики, жгут помещичьи усадьбы, убивают особенно ненавистных старшин и урядников.
Слухи эти летели с быстротою молнии. Гонцы добирались до самых далеких аулов, с трудом пробираясь между скалами, тряслись на ухабах торных дорог, так что и рассказы их приходили сюда в измененном виде. Сельские старшины хранили подозрительное молчание и все неувереннее держали себя с народом, а изредка наезжавшие сюда чиновники в основном говорили по-русски, так что крестьяне их не понимали.
Тревожно становилось в Чечне. Поэтому молодой путник, подходивший в то утро к Борою, не слишком удивился, заметив движение на улицах обычно тихого аула.
В этот день утром бороевцев поднял крик глашатая:
— Эй, люди, спешите к мечети, спешите к мечети!
Роман чеченского писателя Магомета Амаевича Мамакаева (1910–1973) рассказывает о жизни крестьянской бедноты в предреволюционные годы. Главным героем его является абрек Зелимхан из селения Харачой. В изображении автора Зелимхан – народный мститель и борец против социальной несправедливости.Но было бы неверно считать, что в роковых бедах Зелимхана и всего чечено-ингушского крестьянства повинна только царская администрация. Ведь уходу Зелимхана в абреки способствовали общинно-родовые отношения, а также местная правящая верхушка.Несомненно, Зелимхан – личность незаурядная, легендарная.
«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.