Мюнхен и Нюрнберг - [2]
То, что в горной Баварии за скотом ухаживали девушки, придавало тяжелой фермерской жизни немного романтики. Этот момент старательно преувеличивался в легендах, литературе, прессе, отчего неопытный путешественник удивлялся, не находя красивого домика, похожего на иллюстрацию к пасторальному роману. Вместо него взору представала темная, задымленная лачуга, зачастую освещенная лишь красотой хозяйки. Обитательнице гор приходилось терпеть большие трудности; помимо ответственности за скотину, ей надлежало огораживать забором пропасти, доставать корм с опасных участков, куда не могли пробраться коровы, доить животных, переносить тяжелые бадьи с молоком, готовить сыр и обеспечивать его сохранность. Обходя пастбища, девушка рисковала сорваться со скалы, вблизи хижины ей нужно было опасаться разбойников, которые пользовались протоптанными скотиной дорожками.
Пастушки с каждой фермы, разлученные пропастями, беседовали с помощью песен. С рассветом они громко перекликались между собой, выражая в мелодиях приветствие, приглашение в гости, радость, печаль или упрек. Как только замолкала одна, сразу же начинала петь другая, таким образом голоса звучали до темноты. Вечером эхо разносило по округе уже не песни, а веселые крики, возвещавшие об окончании трудового дня. Дочери баварских гор украшали своих буренок цветами, не любили звука пастушеского рожка и считали отвратительным хлопанье бича. Единственным развлечением в одинокой жизни служило пение, изредка дополнявшееся игрой на цитре. Этот баварский народный инструмент прекрасно подходил к грубоватому диалекту альпийских горцев. Хозяйка доставала цитру из дальнего угла с приходом гостей, дополняя музыкой непритязательную еду: густое молоко, сыр и свежевыпеченный хлеб. В начале застолья было принято исполнять веселые мотивы, приглушая звуки вместе с голосом ближе к концу и завершая ужин грустной балладой, вызывающей сочувствие к исполнительнице.
Если путешественник оказывался в Альпах осенью, ему выпадала удача увидеть отъезд одинокой пастушки – событие не рядовое и потому сопровождавшееся ритуалом, из которого сведущий человек мог узнать много интересного. Стадо коров, пышно украшенных венками из шиповника, белых кубиков и сердечек, вырезанных из корней, медленно спускалось в долину и также неспешно направлялось к деревне. Односельчане встречали ту, что хорошо исполнила свои обязанности, музыкой и танцами, а вечером собирались на пир. Девушка, побывавшая в объятиях молодого охотника, не имела права украшать скотину и встречали ее уже без музыки.
Баварские горцы
Сильная половина альпийского народа наделена здоровьем, физической силой и странным характером, отличающим жителя горной Баварии от равнинного немца. Сыны Альп соединяют в себе грубость, доброту, наивность, смешанные с равнодушием, доходящим до явной вялости. Кроме того, здешние мужчины, как впрочем и женщины, весьма религиозны и поэтому надежны: простое обещание исполняется здесь также свято, как слово, данное Деве Марии.
Своеобразный нрав баварского горца диктует оригинальность костюма, который сегодня является непременным атрибутом народного праздника. Когда-то и мужчины, и женщины должны были покрывать голову зеленой шляпой с петушиными перьями и мехом, иначе называемым бородой серны. Широкие рукава белой рубашки редко скрывал зеленый, вышитый желтым шелком кафтан с рядами серебряных пуговиц, обычно носившийся закинутым за плечи. Кожаные штаны держал, заодно украшая, широкий кожаный пояс, в свою очередь, украшенный местным орнаментом со схематическим изображением цветов, деревьев и животных. Подтяжки – казалось бы функциональная деталь – ярко зеленели на груди, оттеняя нежный цвет продернутого сквозь кольцо шейного платка. Немаловажным элементом костюма были башмаки на толстой деревянной подошве с большими гвоздями. Живописное одеяние венчало довольное, румяное лицо, голубые глаза и светлые кудри.
В добродушии баварских горцев заставляет усомниться их неудержимая страсть к охоте. Проявляя ловкость, смелость, выдержку и смекалку, они могли преследовать дичь сутками, пробираясь по узким крутым тропинкам, напрягая последние силы, чтобы перепрыгнуть через пропасть или вскочить на почти отвесную скалу. Нередко случалось, что в пылу погони охотник попадал в такое место, откуда не мог выбраться и где медленно умирал в одиночку или быстро, от выстрела родного брата. Отнюдь не похвальную черту молодых обитателей гор составляла любовь к драке. В старину причиной ссоры могло стать небрежное замечание насчет перьев на шляпе: в горной Баварии такой поступок был равнозначен оскорблению шпаги офицера. Безжалостно насмеявшись над перьями, соперники срывали друг с друга сами шляпы, бросали их в пыль, таким образом подавая сигнал к поединку. Кроме огромных кулаков, бойцы использовали надетые на пальцы серебряные либо железные кольца.
Странное впечатление производил подобный бой, проходивший на фоне церкви, тем более дико это выглядело с учетом набожности местных жителей. Религиозное усердие обитателей Баварских Альп не вызывает сомнения, поскольку вера оставалась единственной защитой от опасностей, поджидающих пастуха или охотника на каждой скале, во всяком ущелье. Отзвуком былых страхов стали предания, слагавшиеся о библейских и реальных героях, о замках, развалинах и, конечно, горах. Самое фантастическое сказание касается вершины Унтерберг, похожей на огромный кусок мрамора. Рассказывают, что внутри нее, в глубине хрустальной пещеры, на троне из слоновой кости сидит заколдованный Фридрих Барбаросса. Рыжая борода императора дважды обвила мраморный стол, но люди дожидаются, когда она обовьется в третий раз. Как только золотые волоски проделают назначенный путь, зацветет сухое грушевое дерево на соседнем с горой поле, владыка проснется и разбудит свое спящее войско. Здесь же на равнине Вальзер произойдет сражение, после которого наступят прекрасные времена, напоминающие о легендарном золотом веке. Судя по отсутствию почек на грушевом дереве, рыжебородый Фридрих еще спит. Местные жители, оказавшись в таинственной долине, все же бросают взгляды на сухой ствол, но больше по привычке, ведь жизнь в Баварии наладилась и без участия покойного императора.
