Мытарства пассионариев - [54]
- Негоже так себя вести, ваше высокоблагородие, грех это великий! Битва - святое дело!
Вот как наши славные предки относились к войне. Война, говорили они, должна вестись не со злобой, а с гневом праведным.
Как русская знать тогда преклонялась перед просвещенной Европой, особенно Францией! Как было престижно разговаривать везде, даже в семьях, на французском языке! И как, с другой стороны, вела себя «просвещенная» французская армия: как мародерствовала и насильничала, как сеяла смерть и разрушения, как уничтожала все за собой при отступлении! И как потом в ужасе притихли-притаились парижане в ожидании неминуемой мести, когда русская армия вступила в столицу Франции. Но... не было мести. Наши солдаты, великодушные и спокойные, вели себя в высшей степени достойно и доброжелательно, по-православному, а офицеры даже аккуратно платили за ночлег и еду, хотя по логике могли легко брать всё силой и даром.
Ратники Александра Невского и Димитрия Донского, чудо-богатыри Александра Суворова (как он их с любовью называл), матросы Ушакова, бойцы Красной Армии в годы великой Отечественной войны - все славные русские воины показывали миру пример мужества, патриотизма, великодушия и веры. Да, именно веры. «В окопах атеистов нет», - такая народная поговорка возникла в годы Великой Отечественной войны, развенчивая богоборческие агитки штабных партийных функционеров, не нюхавших пороха, но рьяно выслуживавшихся перед более высокопоставленными карьеристами-безбожниками.
Андрей всем своим существом чувствовал свою сопричастность великой цели, но вместе с тем и огромную ответственность быть достойным славы воинов-предков, не спасовать перед трудностями, преодолеть с Божьей помощью все опасности.
Опасности. Что впереди? Готов ли он?
И тут, как чудо, как благословение в сознании Андрея явственно всплыли слова молитвы Варсонофия Великого: «Ты, Господи, Сердцеведче, знаешь нашу человеческую немощь, скорби и нужды раньше нашего прошения, и веруем, что и волос с головы не упадет без Твоей воли (см.: Лк. 21, 18)»…
А в это время Саймон Блюмкин тоже отдыхал. После инцидента в ангаре быстро навели порядок, работа вошла в свое привычное размеренное русло. На душе, как всегда, было пусто, и он вяло, машинально просматривал рапорты подчиненных о случившемся. Прочитал. Отложил в сторону. Тупо уставился в монитор компьютера, просматривая записи многочисленных камер наблюдения.
«Что-то не то…» А? Что? Саймон встрепенулся, прислушиваясь к непонятной тревоге, откуда-то появившейся в груди. Рапорт? Да, чей-то рапорт показался ему не совсем адекватным. Так, где же он, ну где… А, вот! Рапорт охранника сержанта Эндрюса (того, кто открыл камеру русского и был вырублен первым). Ну-ка, читаем… читаем… ага: «…не прикасаясь ко мне, русский пленный непонятным образом с силой опрокинул меня на спину, в результате чего я ударился головой о пол и потерял сознание…» Это как?? Вот что зацепилось за подсознание ЦРУшника и тревожило его! Как это, опрокинул, не прикасаясь?? Монитор! Видеозапись! Быстро!
Пальцы лихорадочно забегали по клавиатуре, отчего Саймон дважды нажимал не те кнопки пароля.
- А-а, щщщит!.. О, наконец! Так, посмотрим.
То, что увидел начальник сибирской секретной тюрьмы ЦРУ, сначала повергло в шок, но потом пружиной подбросило с офисного кресла. Дверь чуть не слетела с петель, когда он распахнул ее и проорал в пустоту ангара:
- Живо связь с вертолетом!! Бего-о-ом!!! Офицер-морпех, тот самый, который совещался тогда с шефом, влетел в кабинет, одной рукой на ходу бросая массивную трубку Блюмкину, а второй набирая частоту на базе.
- Орел, это Гнездо! Орел, это Гнездо! Орел, отвечайте!!
В трубке нехотя щелкнуло и голос пилота вертолета МЧС России нехотя и раздраженно затрещал:
- Какого хрена? Кто это? Какой, на фиг, орел? Секунда тишины. Хрясь! (письменный прибор разлетелся вдребезги) и взрыв истерики:
- Идио-о-от!! Это позывны-ые! Ты - Орел, а я - Гнездо! Отвечай, кретин!
- Орел... А-а, Орел!! Да-да, я Орел, так точно! В смысле «Орел слушает»!
- Немедленно разворачивайтесь! Срочно возвращайтесь на базу! Как понял? Возвращайтесь на базу! Прием! Эй, прием!! Отвечай, кретин!! Прие-е-ем!!!...
В логове скопцов
Вертолет уже пошел на снижение, как пилот, услышав приказ американца, оглянулся через правое плечо в салон и показал жестом: возвращаемся.
Но винтокрылая машина успела только накрениться для разворота, как шлем с наушниками был сбит с летчика, а в висок уперлось дуло пистолета.
- Вниз!
- Но приказ.
- Вниз, я сказал! На этой территории я отдаю приказы. - в кабину пилота следом за страшным волосатым охранником, который тыкал пистолетом, влез бритолобый мужик с властным голосом и леденящим взглядом. Это действительно был главный в этих местах.
- Как скажете. Только до вашей базы всего полкилометра. Может, дотянем?
- Я приказываю, снижайся вниз прямо сейчас! - и пилоту ничего не оставалось, как немедленно подчиниться.
Вертолет пошел вниз на вынужденную посадку.
В салоне рыбоглазый начальник безопасности скопцов рывком стянул шапку с головы Андрея:
- Попробуй только дернуться.
После этих слов Андрей увидел, как один из бандерлогов тычет пилоту пистолетом в висок, а второй возится с его, Андрея, цепями, отстегивая их от крюка в полу.
Трудно представить, до какой низости может дойти тот, кого теперь принято называть «авторитетом». Уверенный в безнаказанности, он изощренно жестоко мстит судье, упрятавшей на несколько дней его сына-насильника в следственный изолятор.В неравном единоборстве доведенной до отчаяния судьи и ее неуязвимого и всесильного противника раскрывается куда более трагическая история — судьба бывших офицеров-спецназовцев…
открыть Европейский вид человечества составляет в наши дни уже менее девятой населения Земли. В таком значительном преобладании прочих рас и быстроте убывания, нравственного вырождения, малого воспроизводства и растущего захвата генов чужаками европейскую породу можно справедливо считать вошедшею в состояние глубокого упадка. Приняв же во внимание, что Белые женщины детородного возраста насчитывают по щедрым меркам лишь одну пятидесятую мирового населения, а чадолюбивые среди них — и просто крупицы, нашу расу нужно трезво видеть как твёрдо вставшую на путь вымирания, а в условиях несбавляемого напора Третьего мира — близкую к исчезновению.
Перед вами уникальная историческая повесть, рассказывающая о жизни очень талантливого ведуна по имени Гамаюн, жившего в тот момент, когда на территорию раздробленной Руси вторглись многочисленные татаро-монгольские Орды, в первой половине XIII века. Реальные исторические персонажи легендарной эпохи (Коловрат; Невский; Бату-хан и прочие). Фольклорная нежить, видимая только «ведающим людям». Реальные и выдуманные битвы, на полях которых побывает ведун. Эта история, полная противоречий, преодоления, драмы и предательств ждёт вас на страницах повести и заставит по-новому взглянуть на привычную историю.
Денис Гребски (в недавнем прошлом — Денис Гребенщиков), американский журналист и автор модных детективов, после убийства своей знакомой Зои Рафалович невольно становится главным участником загадочных и кровавых событий, разворачивающихся на территории нескольких государств. В центре внимания преступных группировок, а также известных политиков оказывается компромат, который может кардинально повлиять на исход президентских выборов.
Призраки прошлого не отпускают его, даже когда он сам уже практически мёртв. Его душа погибла, но тело жаждет расставить точки над "i". Всем воздастся за все их грехи. Он станет орудием отмщения, заставит вспомнить самые яркие кошмары, не упустит никого. Весь мир криминала знает его как Дарующего Смерть — убийцу, что готов настичь любого. И не важно, сколько вокруг охраны. Он пройдёт сквозь неё и убьёт тебя, если ты попал в его список. Содержит нецензурную брань.
Название романа отражает перемену в направлении развития земной цивилизации в связи с созданием нового доминантного эгрегора. События, уже описанные в романе, являются реально произошедшими. Частично они носят вариантный характер. Те события, которые ждут описания — полностью вариантны. Не вымышлены, а именно вариантны. Поэтому даже их нельзя причислить к жанру фантастики Чистую фантастику я не пишу. В первой книге почти вся вторая часть является попытками философских размышлений.