Мысли вслух - [4]

Несомненно и другое — крайне негативное восприятие Октябрьской революции значительной частью русской интеллигенции. Эпиграфом к написанной Н.А. Бердяевым в 1918 году статье «Духи русской революции»[6] этот выдающийся мыслитель взял слова из стихотворения Пушкина:

Сбились мы. Что делать нам?

В поле бес нас водит, видно,

Да кружит по сторонам.

Именно так мыслила та значительная часть русской интеллигенции, которая не приняла революцию и во многом оказалась заложницей разворачивавшихся кровавых событий.

Многие считали революцию бунтом, порожденным национальными особенностями русской души. В упомянутой статье Бердяев писал: «При поверхностном взгляде кажется, что в России произошел небывалый по своему радикализму переворот. Но более углубленное и проникновенное познание должно открыть в России революционный образ старой России, духов, давно уже обнаруженных в творчестве наших великих писателей, бесов, давно уже владеющих русскими людьми». Не соглашаясь с ассоциацией революции в России с национальными особенностями русских людей, тем не менее следует, как мне представляется, признать, что на Октябрьскую революцию и на события Гражданской войны наложились черты, присущие именно России. Такая характеристика — конечно, не основная — игнорировалась в советский период, когда справедливо упор делали на социальное содержание революции, но, по существу, сводили российскую специфику лишь к революционной ситуации, сложившейся в России.

И.В. Сталин подчеркивал отличие социалистической революции от буржуазной, так как первая начинается с захвата власти, а вторая заканчивается этим актом. Если руководствоваться таким выводом, то следует признать, что революционный процесс, рожденный Октябрем, вскоре был искажен практикой сталинского руководства. Превращение Советского Союза в мощную индустриальную державу, выигравшую войну с фашистскими захватчиками и ставшую после Второй мировой войны одной из двух супердержав в мире, произошло через череду трагических явлений. Сегодня много говорят — и совершенно справедливо — о преступлениях, связанных с репрессиями. Их жертвами стали миллионы людей, и этого нельзя ни списать, ни тем более оправдать.

Хотел бы подчеркнуть, что огромный исторический вред России нанес и последовавший вскоре после смерти Ленина отказ от новой экономической политики — НЭПа.

Весной 1921 года был провозглашен переход к НЭПу — реформистскому этапу развития. «По сравнению с прежним, революционным, это — подход реформистский (революция есть такое преобразование, которое ломает старое в самом основном и коренном, а не переделывает его осторожно, медленно, постепенно, стараясь ломать как можно меньше)», — писал Ленин.[7] По его словам, переход к реформистскому этапу вводился «надолго и всерьез». Под этим понималось — нужно это обязательно отметить — соединение с социализмом рыночной экономики. Очевидно, такой переход не был конъюнктурной мерой, а намечал стратегический путь социального обновления общества в России. Этот путь — от революции к реформам — не был пройден в Советском Союзе, что в конечном итоге способствовало крушению социализма в СССР.

К сожалению, тяжелая болезнь В.И. Ленина и его кончина в 1924 году не позволяют полностью, с высокой степенью достоверности проследить эволюцию его взглядов — от безоговорочного признания диктатуры пролетариата с ее насильственной функцией в виде единственно возможной власти в России после Октябрьской революции[8] до вывода о том, что «на место этого (революционного, по определению Ленина. — Е. П.) подхода, плана, метода, системы действий ставим… совершенно иной, типа реформистского: не ломать старого общественно-экономического уклада, торговли, мелкого хозяйства, мелкого предпринимательства, капитализма…». Ленин призывал к оживлению всего этого, подвергая лишь в меру их оживления государственному регулированию.[9] Такая эволюция взглядов не свидетельствует об отказе Ленина от диктатуры пролетариата — этого не было. Но, по сути, провозглашалось притупление, ослабление насильственной функции власти, сосуществование социализма с капитализмом в России.

Конечно, В.И. Ленин был практиком-революционером. И он остро почувствовал, что политика продразверстки круто разворачивала крестьянство против Октябрьской революции. Кронштадтский мятеж, серия крестьянских восстаний свидетельствовали об этом. Он не мог также не видеть, что надежды на быструю революцию в европейских странах оказались иллюзией — в результате Россия оставалась в плотном капиталистическом окружении.

Однако сдвиг в сторону реформы, как представляется, не ограничивался сиюминутной потребностью. Он не мог не иметь и имел теоретическое значение, упор на которое делал один из руководящих деятелей партии большевиков Н.И. Бухарин. Преодолев свои леваческие взгляды времен военного коммунизма, он стал после смерти В.И. Ленина активным защитником НЭПа. Выступая с докладом на собрании актива Московской организации РКП(б) 17 апреля 1925 года, Бухарин сказал: «Смысл новой экономической политики, которую Ленин еще в брошюре “О продналоге” назвал правильной экономической политикой (в противоположность военному коммунизму, который там же, в этой брошюре, охарактеризовал как “печальную необходимость”, навязанную нам развернутым фронтом гражданской войны), — в том, что целый ряд хозяйственных факторов, которые раньше не могли оплодотворять друг друга, потому что они были заперты на ключ военного коммунизма, оказались теперь в состоянии оплодотворять друг друга и тем самым способствовать хозяйственному росту».