Мысль, вооруженная рифмами - [24]

       Никакого мне веселья не видать.

Сокрушил злодей всю молодость мою;

Но поверь, что в мыслях крепко я стою;

       Хоть бы он меня и пуще стал губить,

       Я тебя, мой свет, вовек буду любить.

<1770>

24. Двадцать две рифмы

Потемкин! Не гнусна хоро́ша рифма взгляду

                  И слуху не гадка,

Хотя слагателю приносит и досаду,

                  Коль муза не гладка,

И геликонскому противна вертограду,

                  Когда свиньей визжит.

И трудно рифмовать писцу, в науке младу,

                  Коль рифма прочь бежит.

Увидеть можно рифм великую громаду,

                  Но должно ль их тянуть?

А глупые писцы их ищут, будто кладу,

                  В кривой тащат их путь.

Что к ним ни прибредет, поставят рифмой сряду,

                  Так рифма негодна!

А я на рифму ввек некстати не насяду,

                  Хоть рифма не бедна.

К заросшему она вралей приводит саду,

                  Где только лес густой,

И ко ощипанну под осень винограду,

                  Где хворост лишь пустой.

Набрався таковы в избах пииты чаду,

                  Вертятся кубарем

И ставят хижину свою подобно граду,

                  Вздуваясь пузырем.

Я ввек ни разума, ни мысли не украду,

                  Имея чистый ум.

Не брошу рифмою во стихотворство яду

                  И не испорчу дум.

Не дам, не положу я рифмой порчи складу,

                  Стихов не поврежу;

Оставлю портить я стихи от рифмы гаду,

                  Кто гады — не скажу.

Им служит только то за враки во награду,

                  Что много дураков,

Которые ни в чем не знали сроду ладу,

                  И вкус у них таков.

Несмысленны чтецы дают писцам отраду,

                  Толпами хвалят их,

Хотя стихи пищат и спереду и сзаду,

                  И Аполлон им лих.

Однако скверному такому муз он чаду

                  Обиды не творит.

Так он не свержется, хотя и врет, ко аду,

                  И в аде не сгорит.

<1774>

И. Ф. Богданович (1743–1803)

25. Душенька Древняя повесть в вольных стихах > (Отрывок)

Не Ахиллесов гнев и не осаду Трои,

Где в шуме вечных ссор кончали дни герои,

               Но Душеньку пою.

Тебя, о Душенька! на помощь призываю

               Украсить песнь мою,

Котору в простоте и вольности слагаю.

Не лиры громкий звук — услышишь ты свирель.

Сойди ко мне, сойди от мест, тебе приятных,

Вдохни в меня твой жар и разум мой осмель

Коснуться счастия селений благодатных,

Где вечно ты без бед проводишь сладки дни,

Где царствуют без скук веселости одни.

У хладных берегов обильной льдом Славе́ны,

Где Феб туманится и кроется от глаз,

Яви потоки мне чудесной Иппокрены.

Покрытый снежными буграми здесь Парнас

От взора твоего растаявал не раз.

С тобою нежные присутствуют зефиры,

Бегут от мест, где ты, докучные сатиры,

Хулы и критики, и грусти и беды;

Забавы без тебя приносят лишь труды:

Веселья морщатся, амуры плачут сиры.

               О ты, певец богов,

               Гомер, отец стихов,

               Двойчатых, равных, стройных

               И к пению пристойных!

               Прости вину мою,

Когда я формой строк себя не беспокою

И мерных песней здесь порядочно не строю.

Черты, без равных стоп, по вольному покро́ю,

               На разный образец крою́,

               И малой меры и большия,

               И часто рифмы холостые,

Без сочетания законного в стихах,

               Свободно ставлю на концах.

               А если от того устану,

               Беструдно и отважно стану,

               Забыв чернил и перьев страх,

               Забыв сатир и критик гро́зу,

               Писать без рифм иль просто в прозу.

               Любя свободу я мою,

               Не для похвал себе пою;

Но чтоб в часы прохлад, веселья и покоя

               Приятно рассмеялась Хлоя.

1778–1783

Г. Р. Державин (1743–1816)

26. На смерть князя Мещерского

Глагол времен! металла звон!

Твой страшный глас меня смущает;

Зовет меня, зовет твой стон,

Зовет — и к гробу приближает.

Едва увидел я сей свет,

Уже зубами смерть скрежещет,

Как молнией, косою блещет,

И дни мои, как злак, сече́т.

Ничто от роковых кохтей,

Никая тварь не убегает;

Монарх и узник — снедь червей,

Гробницы злость стихий снедает;

Зияет время славу стерть:

Как в море льются быстры воды,

Так в вечность льются дни и годы;

Глотает царства алчна смерть.

Скользим мы бездны на краю,

В которую стремглав свалимся;

Приемлем с жизнью смерть свою,

На то, чтоб умереть, родимся.

Без жалости всё смерть разит:

И звезды ею сокрушатся,

И солнцы ею потушатся,

И всем мирам она грозит.

Не мнит лишь смертный умирать

И быть себя он вечным чает;

Приходит смерть к нему, как тать,

И жизнь внезапу похищает.

Увы! где меньше страха нам,

Там может смерть постичь скорее;

Ее и громы не быстрее

Слетают к гордым вышинам.

Сын роскоши, прохлад и нег,

Куда, Мещерской! ты сокрылся?

Оставил ты сей жизни брег,

К брегам ты мертвых удалился;

Здесь персть твоя, а духа нет.

Где ж он? — Он там. — Где там? — Не знаем.

Мы только плачем и взываем:

«О, горе нам, рожденным в свет!»

Утехи, радость и любовь

Где купно с здравием блистали,

У всех там цепенеет кровь

И дух мятется от печали.

Где стол был яств, там гроб стоит;

Где пиршеств раздавались клики,

Надгробные там воют лики,

И бледна смерть на всех глядит.