Болевые припадки сотрясают меня до основания. Жажду смерти как облегчения. Но переход на этот раз происходит без нее и становится во сто крат более болезненным. Сознание временами мутится, исчезает, но наступают минуты просветления — и новая мысль, овладевшая мною, укрепляется и прорастает в моем мозгу.
Продолжаю замыкать и размыкать контакты и вижу, как впереди, в глубине коридора, медленно возникает светлое окно. Рвусь к нему, падаю, ползу, собираюсь с силами — встаю и делаю несколько шагов.
Тело потрясает новый небывалый припадок — возможно, уже наступила кульминация, переход в иное измерение. Светлое окно, больше похожее на экран, дрожит, по его поверхности пробегает рябь. Оно становится прозрачным в середине, и сквозь него я вижу неправдоподобно большое лицо с удивленными глазами...
Писатель Иванов срочно вызвал аварийную.
Когда бригада прибыла, он показал им перфоленту:
— Смотрите, что выдает машина.
Одновременно на контрольном экране вычислительной машины вспыхивают странные зубцы и круги, образуются причудливые геометрические фигуры и тут же распадаются.
— Седьмой блок шалит, я предупреждал, — безапелляционно произносит младший мехоператор, готовясь что-то отключить.
Его останавливает инженер-ремонтник:
— Скорее это следствие грозовых разрядов.
Мехоператор с молодой запальчивостью готовится ринуться в спор. Но тут в центре экрана, в расплывшемся многоугольнике, проступает чье-то перекошенное страданием лицо с безумными глазами. В нем столько муки, что людям становится не по себе.
— Кто это? — спрашивает инженер, невольно отступая от экрана.
Мехоператоры уставились на писателя. А он вконец растерялся:
— Это... это...
Теперь и инженер повернулся к нему:
— Вы знаете его?
— Кажется, знаю... Видите ли, я моделирую в памяти машины различные ситуации и сюжеты для будущего романа. И это... Это может быть герой моего нового произведения. Собственно говоря, даже не герой еще, а только заготовка. Я все время меняю сюжет, чтобы выяснить, как в связи с этим изменяется герой. Но, возможно... Видите ли, до меня на этой машине работали автоконструкторы, испытывали новые модели автомобилей. А потом... потом один из моих персонажей почему-то упорно становился гонщиком. И вот я подумал сейчас...
— Зациклившийся импульс, — с прежней категоричностью произносит молодой мехоператор.
— Но в таком случае всякий раз, когда я стираю из памяти машины отработанную ситуацию, он остается, так сказать, существовать, — бормочет писатель. — О, господи, представляю, что выпало на его долю.
— Кажется, он хочет спросить вас о чем-то, — говорит инженер, притрагиваясь к плечу писателя костяшками согнутых пальцев, словно осторожно стучится в закрытую дверь.
Губы на экране совершают одно и то же движение. Шум и свист, изображение искажается. Помехи то и дело заглушают пробивающийся слабый голос. Оператор нагибается, прислоняясь ухом к шторке репродуктора, напряженно вслушивается.
— Он говорит «зачем»...
— Зачем? — повторяет за ним писатель. — Ну что ж, это естественный вопрос для героя моей будущей книги. Он спрашивает: зачем я произвел его на свет, зачем он мне нужен?
Оператор услужливо включает микрофон вводного устройства, и писатель очень тихо, представляя, каким громом прозвучат его слова в машине, говорит:
— Рад встрече с тобой. Если ты действительно возник в результате зациклившегося импульса, представляю, какие испытания выпали на твою долю. Прости меня. Но зато ты, единственный из живущих в созданном мной мире, смог разгадать тайну своего существования...
Писатель говорил долго. Его слова предназначались не только для спрашивающего, но и для всех присутствующих. Ему казалось, что ремонтники слушают его с интересом, а при таких условиях он мог говорить часами, время от времени откидывая прядь волос со лба и шумно выдыхая воздух. Он разъяснил, что создание моделей автомобиля или самолета в памяти вычислительной машины и проведение их испытаний позволяют улучшить их конструкции, предотвратить аварии настоящих — из металла и пластмасс автомобилей и самолетов с людьми на борту. И точно так же моделирование жизненных ситуаций позволит ему, в частности, родить новые мысли, написать лучший роман и тем самым усовершенствовать настоящих — из плоти и крови людей, сделать устойчивей и справедливей общество. Он, конечно, понимает, что придуманному им герою, можно сказать, его сыну по духу, нелегко десятки раз умирать и возрождаться. Но ведь он выполняет благороднейшую миссию — помогает рождаться самому значительному на свете — новой мысли. Ибо в конце концов ценнее всего оказывается информация, которая позволяет совершенствовать мир. И если бы не этот вымышленный герой, то, возможно, люди, а в том числе и он, писатель, не знали чего-то очень нужного и важного, крайне необходимого для прогресса.
Говоря, писатель посматривал то на людей вокруг, то на экран, следя, какое впечатление производят его слова.
По выгнутой голубоватой пластмассе все время пробегают какие-то волнистые линии, искажая лицо того, кто находится по ту сторону экрана. Но писатель угадывает его состояние. Ему вдруг начинает казаться, что там не чужой, впервые увиденный образ, а хорошо знакомый человек — тот, с кем учились в школе, влюбились в девушку с голубой жилкой на мраморном виске, поссорились, вначале казалось — навсегда... Писатель ищет слова утешения для человека, находящегося по ту сторону экрана, и не находит их. Наклонясь к микрофону, он произносит:
