Мышеловка - [4]

Кроме того, у меня было несколько увлечений, которым я отдавался всей душой и которые заменяли мне некоторые неудобства в семейной жизни и неурядицы в работе. Я страстно любил различные пиротехнические спецэффекты, применяемые на съемках, изучал их, разрабатывал сам, покупал всякие дымовые шашки, кровавые накладки с капсулами, взрыватели и прочее. Некоторые, признаюсь честно, воровал в киномастерских. Вообще любил всевозможные технические новинки, способные вызвать неожиданный эффект. Часть из них я захватил с собой сюда, в Полынью. На всякий случай. Для смеха. Но смеяться, по-видимому, нам доведется не скоро…

Когда мы в Москве получили эту идиотскую телеграмму, то вначале ничего не поняли. Белиберда какая-то. «ПОХОРОНЫ — ДОМА — НАСЛЕДСТВО — ДЕД — АРСЕНИЙ». Чьи похороны, и почему они состоятся дома, а не на кладбище, и какое наследство имеет в виду наш чудаковатый дедуля, подписавший эту телеграмму? Мы гадали целый вечер, но так ничего и не сообразили. Я предлагал взять бутылку коньяка, чтобы «соображение» потекло быстрее, но меня никто не поддержал. На всякий случай мы отправили дедуле свою телеграмму, где просили разъяснить суть его послания. Но, к сожалению, как теперь ясно, к этому времени дедуля был уже мертв. И ответа на наш запрос не последовало. Но через две недели пришло письмо от Лидии Гавриловны Краб, жившей в соседнем от дедули доме и с которой он более-менее дружил. Между ними было что-то вроде пасторального романа. Она с неподдельной горечью писала, что наш дедуля утонул еще два месяца назад, но никто этому не верил, поскольку тело не было найдено, хотя одежда осталась на берегу, и только теперь, недавно, утопленника прибило к камышам, страшно разбухшего и изъеденного раками, и тогда самые худшие опасения подтвердились, а похороны уже состоялись на местном кладбище… То, что письмо пропитано искренними слезами, было ясно и дураку. Потом поселковый совет прислал нам справку о его смерти, а из уездной нотариальной конторы последовало официальное извещение, что наследником всего движимого и недвижимого имущества Арсения Прохоровича Свирнадского являюсь я — Вадим Евгеньевич Свиридов… Таким образом, все окончательно прояснилось лишь к июлю сего года. Делать нечего — надо было собираться и ехать в Полынью, чтобы поклониться праху моего деда да вступить во владение недвижимостью. Мама с отцом отбывали в зарубежную командировку, Милена согласилась приехать лишь через неделю, и я отправился в сей неведомый край один.

Надо объяснить, что представляет из себя этот поселок — Полынья. Расположен он где-то посередине между Москвой и Брянском, в достаточно глухом и уединенном месте. Чтобы добраться до него, надо вначале проехать на поезде, затем пересесть на рейсовый автобус, который довезет вас до небольшого уездного городка, и лишь потом своим ходом по проселочной дороге протопать километров десять. Слева будут скалы, справа — болотистая топь. Так вы попадете в Полынью, и если пройдете поселок насквозь, то упретесь в широкое озеро, которое как бы замыкает его с третьей стороны. Вот и получается, что та дорога, по которой вы шли, является единственным путем сюда.

Можно, конечно, переплыть озеро (где, кстати, и утонул мой дед) на лодке, но далее идут вообще непроходимые леса, к которым опять же примыкает болото. Да, не слишком веселенькое местечко оставил мне в наследство дедуля. Так думал я вначале, когда стоял на пустынной центральной улице и мне казалось, что из-за всех оконных штор ближайших домов меня с подозрением разглядывают притаившиеся там жители. Гадают, наверное, что это за турист с рюкзаком и двумя чемоданами решил смутить их сельский покой? И не следует ли его тотчас же, без лишних разговоров, бросить в болото…

Но потом Полынья показалась мне не такой уж и отвратительной. Я узнал, что в поселке есть и телефонная связь, и продуктовый магазинчик, в котором можно было купить все, что угодно (продукты туда поставлялись раз в неделю), и своя пекарня, и кузница, и медпункт с единственным доктором и медсестрой, и начальная школа с таким же единственным учителем, ведущим все предметы, и газетный киоск со старыми журналами, и местный милиционер, и даже свой, выбранный сельским сходом староста — глава самоуправления. В общем, все как у людей, только в очень маленьких масштабах. Домов в Полынье было около пятидесяти, а жителей — сто сорок-сто шестьдесят. Многие из них имели «джипы», на которых ездили по надобности в уездный городок N.

Были и достопримечательности. Например, водонапорная башня, с которой можно было обозревать окрестности, а посмотреть на бесконечно синюю прохладу озера, на высоченные, мохнатые пики елей, на страшно и сладко притягивающую зеленую муть болот несомненно стоило. Или взять дворец-особняк с мраморными колоннами некоего «нового русского», нувориша, который сдуру решил обосноваться в Полынье и за полгода выстроил настоящий Тадж-Махал. Или местное уютное кладбище с памятниками и склепами, где человек, умеющий видеть и думать, смог бы прочесть всю столетнюю историю этого поселка. Туда-то я первым делом и отправился…