Мышеловка - [30]

— Хм, немного напоминает сюжет из «Жан де Флоретт»[27], — говорит Тобиас.

Мы задерживаемся возле мемориала жертвам войны с впечатляющим списком погибших в двух мировых войнах. Но затем на нас обрушивается особенно неистовый порыв ветра. Тобиас хватает меня за руку и тащит в кафе.

— Здравствуйте, Ивонн, — говорит он хозяйке.

У него есть своя фишка: он выясняет, как кого зовут, и обращается к людям по имени — в этом часть его обаяния. Он уже успел выяснить, что Ивонн двадцать два года и что это кафе помог ей открыть ее отец, мясник. При виде Тобиаса ее полное лицо расплывается в улыбке.

За прошедшую неделю у меня было время привыкнуть к необычному вкусу Ивонн в отделке интерьера: сводчатый, выложенный камнем потолок, лес монументальных колонн из песчаника, французские кружева на узких, похожих на бойницы окнах, оловянные кувшины и пластиковые салфеточки, разложенные на натертых воском дубовых столах, массивный бар из ореха, каждый дюйм поверхности которого уставлен громадной коллекцией смеющихся фарфоровых поросят. Во время нашего первого посещения кафе Ивонн пригласила нас похлопать рукой по сводчатому потолку и колоннам из песчаника: оказалось, что все это сделано из гипса.

Есть в Ивонн что-то обворожительное. Она исключительно красива, причем это затмевает и ее художественный вкус, и ее пышные формы. Ее глаза и кожа какие-то прозрачные, и я ощущаю эту прозрачность также и во всей ее личности: все ее чувства сразу же открыты для всего мира. С ее соломенно-желтыми волосами и губами, как у херувима, она похожа на мадонну времен Ренессанса — этакая богиня в синтетическом спортивном костюме пятидесятого размера.

— Ветрено сегодня, — говорит Тобиас.

— Это tramontane, — говорит Ивонн. — Ветер, который дует три, шесть или девять дней.

— Э-э-э… Что?

— Если он дует один день, значит, он будет дуть три дня. А если дует и на четвертый, значит, будет дуть шесть. И так далее.

Мы с Тобиасом переглядываемся.

— Что-то многовато ветра.

— О да, Лангедок — самый ветреный район во всей Франции. Tramontane — это только один из ветров. Еще у нас есть le mistral, он жаркий, и le vent marin, который дует с моря и приносит влажную погоду, а также еще много других. Живя в Ле Ражоне, вы очень скоро будете знать их все.

Я выразительно смотрю на Тобиаса. Ивонн приходит ему на выручку:

— У меня сегодня есть кое-что особенное. Не хотите ли попробовать? — Она достает из-под прилавка большую палку сухой колбасы и начинает нарезать ее толстыми кусками. — Я сама приготовила ее из мяса черной горной свиньи. Она питается желудями и каштанами в лесу.

Колбаса великолепная: не очень жирная, не очень соленая и пропитана ароматами горных трав.

— Я и не знала, что вы charcutière[28], — говорю я.

— О да, я даже призы выигрывала со своими колбасами. В этом году я принимала участие в Concours National du Jeune Espoir[29].

— Вы заслуживаете выиграть его, — говорю я. — Это лучшая saucisse[30], которую я когда-либо пробовала. Как думаете, могли бы вы быть поставщиком для моего ресторана?

«Если, конечно, — мысленно добавляю я, — мне когда-нибудь удастся его открыть».

— Я бы с удовольствием. И еще я хотела спросить у вас одну вещь. Я знаю, что у вас в Ле Ражоне есть специальная кухня для разделки дичи. Можно мне арендовать ее для работы, как вы думаете? Сейчас все это происходит в задних помещениях папиного мясного магазина. И это не очень удобно.

— Прекрасная идея, — говорит Тобиас. — Это было бы для нас очень полезной статьей дохода. Я рассчитываю принять участие в работе над большим кинофильмом, но заплатят они еще очень не скоро. Конечно, эту кухню для дичи нужно немного привести в порядок. Приезжайте посмотреть на нее, и тогда примете решение.

Но Ивонн уже не слушает его.

— Ох! Мне кажется, я вижу Жульена, который идет через площадь. Зайдет ли он к нам, интересно? — Она выныривает из-за прилавка и из дверей машет ему своей белой рукой: — Жульен! Зайди, познакомься с людьми!

Через площадь целеустремленно шагает мужчина. При звуке голоса Ивонн он без всякой заминки меняет направление и столь же решительно идет в нашу сторону. Это напоминает мне школьные годы, когда учитель показывал нам в микроскопе мечущиеся частички и объяснял, что впечатление, будто они движутся сознательно, — иллюзия; на самом деле движут ими силы, которые просто незаметны для нашего глаза.

— Ивонн, — говорит он, — кто они, эти твои новые друзья? — В его французском слышится сильный местный акцент.

Его нельзя назвать привлекательным — у него для этого слишком худое лицо. Все его черты тоже какие-то неправильные: нос слишком большой, скулы слишком высокие, глаза слишком большие, рот слишком широкий — все это делает его похожим на какого-то эльфа, обитателя другого мира. Пытаюсь угадать его возраст: на глаз ему где-то двадцать девять или тридцать.

— Жульен, познакомься, это новые propriétaires[31] Ле Ражона, — говорит Ивонн. — Они англичане.

Жульен оглядывает нас своими спокойными серыми глазами и по очереди жмет нам руку. Прикосновение его ладони крепкое и уверенное.

— Рад познакомиться, — говорит он по-английски. Мне нравится его взвешенный тон. Говорит он бегло, но аккуратно, как будто не привык пользоваться этим языком. — Вы отважные люди, если решились купить Ле Ражон.