Мыс Доброй надежды - [17]

Задача была со многими неизвестными, и тогдашний командир базы Самсонов привлёк к её решению не только сторожевики, а и катера «ПК».

«ПК-5», в команду которого назначили тогда Атласова, Кирьянова, Милешкина и моториста Сте-пуна, как и все другие суда, вышел на операцию з. атемно. Шли с задраенными иллюминаторами, без опознавательных огней. Монотонно всплёскивала рассекаемая форштевнем волна. Невесело постукивал мотор: «Устал, устал, устал…» Небо, по вековечной курильской привычке, затянуло тучами — ни звёзд, ни луны. А было как раз полнолуние.

Игнат Атласов стоял за штурвалом, Кирьянов с Милешкиным — у пулемёта, Степун колдовал в машине: старенький движок давно просился в переборку.

Откровенно говоря, Игнат не был в восторге, оттого что его назначили на катер вместе с Кирьяновым и Милешкиным.

Алексей всё ещё держался особняком, всех, кроме боцмана Доронина, сторонился. И хотя он не сплоховал, когда ходил с боцманом на тузике, однако Атласов не мог забыть о том, что на Чёрном море Алексей дал труса. Как-то ещё он покажет себя в настоящем деле? А судя по приготовлениям на базе, предстоящая ночь обещала немало неожиданностей. К Петру же Милешкину у Атласова вовсе не лежала душа — гонористый зазнайка. Вот и сейчас он что-то шепчет Алексею, будто забыл или не знает, что в дозоре болтать не положено.

До Атласова долетели обрывки фраз.

— Подумаешь, боцман сказал! — Это голос Ми-лешкина. — Что он, больше нас с тобой знает? Что у него за душой-то есть — никакой культуры… Не пойму, о чём ты с ним беседы ведёшь?

— А у тебя совесть есть? — Это отвечает Кирьянов.

— При чём тут совесть!..

Атласов кашлянул. Шёпот прекратился.

В темноте подошли к проливу. Вода устремлялась в него, как в гигантскую воронку. Катер дрожал, едва справляясь с течением.

— Самый полный! — скомандовал в переговорную трубку Атласов.

— Есть самый полный! — приглушённо отозвался Степун.

А катер еле полз. Полз, натужно урча, вздрагивая, отфыркиваясь отработанным газом. За бортом то и дело возникали отрывистые всплески. Ночь, а лосось всё ещё играет, описывая в воздухе дуги метра в два, не меньше. А может быть, на косяк напали акулы…

Течение нехотя выпустило «ПК-5» из своих тугих струй. Движок застучал веселее. Атласов посмотрел на светящийся циферблат часов: скоро и заданное командиром место — квадрат в океане.

Время напряжённого ожидания всегда течёт медленно. Игнату подумалось, что прошло с полчаса, а минутная стрелка на циферблате передвинулась всего на девять делений. Перебрав ручки штурвала, он взял немного мористее{Мористее — дальше в сторону открытого моря.}. Порывистый нордовый ветер стал ударять в левый борт, и закачало сильнее. Должно быть, оттого, что Атласов отвык ходить на такой малой посудине, у него засосало под ложечкой.

Хищников не видно и не слышно. А возможно, они сегодня и не появятся в наших водах и напрасны все приготовления на базе. Но что это?.. Вроде бы стучит чужой мотор.

— Малый, самый малый! — негромко скомандовал Атласов в переговорную трубку.

Нет, ему просто послышалось. Только волна плещет о борт.

— Слева по носу неизвестное судно! — отрывисто выкрикнул с бака Кирьянов: он был вперёдсмотрящим.

Судно? Не туман ли наползает? Не принял ли Алексей бродячее бревно за судно? Атласов всмотрелся в ночную тьму. Да, судно. Определённо судно. Зоркий глаз у Кирьянова!

Поворот штурвала, и одна за другой новые команды:

— Полный вперёд!

— У пулемёта, готовсь! И опять в машину:

— Самый, самый полный! Оборотики!

Палуба под ногами затряслась — Степун старался выжать из движка всё, что мог. Злая волна с шипением перебросилась через планшир{Планшир — продольный брус, образующий верхнюю кромку борта шлюпки, катера.}.

Но тут вдруг движок поперхнулся, закашлялся и замер. И сразу стало отчётливо слышно ритмичное постукивание чужого мотора. «Стосорокасильный симомото», — тотчас определил Атласов и нетерпеливо спросил у моториста:

— Что там у вас? Заело?

Переговорная трубка не ответила. Сам Степун высунулся из люка машинного отделения:

— Не проворачивает! Что-то накрутило на винт!

Катер беспомощно качался на волнах, течение и ветер сносили его на юго-запад, к проливу. Силуэт неизвестной двухмачтовой шхуны растворился в темноте. Неужели это опять неуловимая «Хризантема»?

«Счастливо оставаться! Счастливо оставаться! Счастливо оставаться!..» — затихая, издевался «симомото».

— Милешкин, — позвал старшина, — приготовиться к спуску за корму! («Если скоро не управимся — течение утянет в пролив».)

— Есть! — Милешкин вырос перед рулевой рубкой.

«Боится, — понял по голосу Атласов. — Может, лучше послать Кирьянова?.. Нет, Пётр всё же поопытнее».

Милешкин поспешно разделся, бросил одежду через окно в рубку.

Оставив вместо себя у штурвала Кирьянова, старшина обвязал Милешкина под мышками тросом, закрепил другой его конец за буксирные кнехты{Кнехты — парные тумбы на палубе для закрепления канатов.}.

— Наверное, на винт намотало сети. Освободишь, — сказал он, передавая матросу кортик. — Быстренько!..

Милешкин не хуже старшины понимал, что, если течение втянет беспомощный катер в пролив, стремительные водовороты разобьют его о скалы. Однако, перебросившись за борт, он в страхе прижался к нему: «А если поблизости рыщут акулы?..» Холодная волна окатила по пояс. Милешкин вздрогнул и уцепился за планшир ещё крепче.