Мятежный лорд - [92]

– Обычные послания от греческих вождей. А вот тут что-то интересное, – он выудил письмо из Англии. – Посмотрите, мой друг, депутаты в конце концов прибыли в Лондон! Сколько мы ждали этой новости! Пишут, есть надежда быстро получить заем. А вот еще важное письмо – от Трелони и Стенхоупа. Дорогой Эдвард давненько не присылал о себе известий. Теперь они встретились с графом в Афинах и дружно призывают меня все-таки прибыть на встречу в Салону. Придется ехать, Пьетро. Трелони подтверждает, что там состоятся переговоры по поводу объединения Западной и Восточной Греции и по поводу усиления обороны страны. Как мы и подозревали, турки начинают укреплять свои позиции. Весной или летом они начнут наступление… – он замолчал на минуту, дочитывая письмо до конца. – Греческое правительство предлагает мне принять должность генерал-губернатора Греции.

Байрон заметно повеселел: перспектива прельщала его, а возможность выехать из Месолонгиона не для поправки здоровья, а по важному делу прибавляла оптимизма.

– Пьетро, приготовьте мне бумагу для ответа, – попросил он, усаживаясь за низкий столик. – Сейчас же отвечу и отправлю в Афины!

– Вы принимаете пост? – полюбопытствовал Гамба, заранее предполагая ответ.

– Конечно! Но я напишу, что прежде всего прибуду в Салону. Мне надо убедиться, что греческие правители действительно объединяются. А потом я, конечно, буду готов служить Греции сколько ей это понадобится. Кроме того, дорогой друг, следует точно понимать, что должность не является номинальной, что меня будут слушать, а мои приказы выполнять.

С ответом и несколькими бочонками пороха – результатом деятельности лаборатории Перри – в Афины отправили Финли. С ним вместе в путь пустился Уильям Хамфри, помощник Стенхоупа. Поздно вечером того же дня Финли вернулся в Месолонгион.

– С трудом, но мы добрались до реки Эвинос, – понурив голову, бормотал Финли. – Из-за дождей через реку стало практически невозможно перебраться. Но греки нам показали место, где они сами переходили на другой берег. Несколько лошадей, перевозивших порох, удалось переправить на другой берег. Затем на лошади, которую мы доставляли для господина Трелони, в реку ступил Хамфри. Но он не смог нащупать правильный путь, лошадь начала тонуть, течением на глазах уносило мои вещи, бумаги, а главное – семьсот долларов, большая часть которых принадлежала Трелони. В итоге переправившиеся греки повезли порох в Афины. Мы пытались искать мои сумки, но течение было так быстро, что вскоре поиски пришлось прекратить.

Никто не осмелился обвинять Финли или Хамфри в случившемся – ливень за окном говорил сам за себя.

– Ничего, – откликнулся Байрон. – Как только погода позволит, мы выдвинемся из Месолонгиона в Салону. Пока продолжим укрепляться здесь, а по получении займа следует в первую очередь вновь срочно объединить флот всех островов.

Казалось, Джордж не сдается. Но в течение нескольких дней погода лишь ухудшалась.

– Словно что-то давит мне на грудь, – пожаловался однажды Байрон Пьетро. – Мне трудно дышать в полную силу. Слабость разливается по телу. Не сообщайте об этом сестре, мой друг. Я написал ей накануне письмо – Тереза жалуется, что я не пишу так часто, как ей хотелось бы. Написал про ласточку, которую мы тут с вами видели недавно. Примета весны. Про здоровье, которое поправляется с каждым днем, – слухи о моем приступе, естественно, дошли до ушей прелестной Терезиты. Не волнуйте ее, Пьетро. Не стоит…

Не волновал Джордж и своих друзей в Месолонгионе. Маврокордато вместе с филэллинами по-прежнему наносил ежедневные визиты. Мало того, Джордж сам провоцировал кулачные бои и фехтовальные поединки. Он никому не показывал своей слабости, и только Пьетро замечал мелкие капельки пота, выступавшие у него на лбу от слабости, а не от физических упражнений; бледность и тяжелое дыхание.

В конце месяца грек, нанятый служить в постоянную армию, украл на рынке деньги, тут же был пойман и передан в военный трибунал. Немцы дружно голосовали за избиение вора палками, но Байрон выступил против подобного наказания.

– Даже если варварские методы приняты в цивилизованных странах, – сказал он в суде, – это не значит, что их следует применять в Греции.

Немцы продолжали настаивать на своем, и Байрон употребил всю свою власть, чтобы было избрано иное наказание. С грека сняли форму, а на спину повесили дощечку, на которой кратко описывалась суть его преступления. Он прошел с ней по городу, что произвело должное впечатление на жителей…

Впрочем, сами англичане являли собой не самый лучший пример: в тот же вечер была назначена дуэль между офицерами. Случайно узнав об этом, Джордж отправил Пьетро улаживать конфликт. Пришлось дуэлянтам пожать друг другу руки.

– Как мы можем советовать грекам объединяться, когда сами неспособны решить пустейшие споры мирно?! – возмущался Байрон, понимая, однако, что бездеятельность начинает негативно сказываться на настроении запертых в Месолонгионе солдат. – Мы пытаемся убедить греков в искренности наших намерений, но показываем им губительные примеры бездумного поведения!

В последний день марта Байрон официально стал гражданином Месолонгиона. Оказанная ему честь, как он считал, требовала еще большей отдачи и усилий на благо города. Усилия, как обычно, свелись к финансовой помощи: ни у правительства, ни у города не осталось никаких средств, и с каждым днем нищета все сильнее бросалась в глаза. Прекратилась оплата за еду и оружие солдатам, которую в свое время взяли на себя власти. Обещанные ими полторы тысячи долларов на восстановление укреплений они также не выделили. Все выплаты взял на себя Байрон…