Мясорубка - [103]

Мелкий кустарник, поначалу лишь изредка встречавшийся на кочковатом поле, постепенно сменился густыми зарослями. Продираться сквозь него в такую темень занятие малоприятное – острые сучья цепляются за одежду, ноги путаются в высокой траве, а ветки норовят хлестнуть по лицу. Да еще этот чертов туман, который за это время стал густым и плотным, как кисель. Когда им стали попадаться кучки деревьев, они пришли к выводу, что находятся на лесной опушке.

– Объявляется пятиминутный привал, – шумно отдуваясь, скомандовал Авдеев. Он поставил сумку на траву, сам улегся рядом.

– Перекури, Вика. Торопиться нам с тобой некуда. В конце концов, какая разница, сколько мы пройдем, пять километров или все пятьдесят, все равно нам своим ходом из Чечни не выбраться. Давай лучше дождемся рассвета.

Он осторожно потрогал свой бритый череп.

– Мало того, что зубы вынесли, так теперь еще вся лысина в ссадинах и шишках.

Девушка присела рядом с ним на корточки. Зябко поежилась, ночная сырость давала о себе знать. Обхватила себя руками за плечи, стараясь хоть чуточку согреться.

– Дураки мы с тобой, Толян. Нужно было куртки с собой захватить. У меня от холода зуб на зуб не попадает.

– Опять я виноват. А кто полчаса назад говорил: Толян, бросай все барахло, пора уносить ноги?!

Он пробормотал себе под нос ругательства, затем забрался в сумку. В руке у него оказалась недопитая бутылка водки, та самая, что осталась еще со времени утренней трапезы.

– Не знаю, что бы ты без меня делала. Глотни немного, это тебя сразу согреет. Извини, не прихватил с собой стакан, придется пить прямо из горлышка.

– Водка? – Она брезгливо поморщилась. – Нет, не хочу. В жизни эту дрянь не пила.

– Ну и дура, – заключил Авдеев. – Сразу чувствуется, что ты не совсем русский человек. Нахваталась в своих Америках разных замашек и дурных привычек. Водка ей, видите ли, не нравится…

Он свинтил пробку, запрокинув голову, сделал из горлышка несколько крупных глотков. Вытер губы тыльной стороной ладони, вместо закуски пожевал стебелек травы.

– Вика, из-за чего у тебя произошел разрыв с Пановым?

Девушка бросила на него изумленный взгляд.

– Раньше ты у меня об этом не спрашивал.

– Так ты же сама запретила.

– Тогда почему нарушаешь табу?

Авдеев пожал плечами.

– О чем-то надо же нам разговаривать. Хоть убей, не могу я понять, что в твоей личной жизни творится? Сам черт ногу сломит. С родственниками рассорилась насмерть, жениху дала от ворот поворот… Вроде бы все при тебе: образование, ум, да и внешностью господь не обидел… Так в чем же дело, Вика?

Девушка немного помолчала, затем из ее груди вырвался вздох.

– Даже не знаю, что сказать, Толя. Наверное, я сама во всем виновата. Слишком высокие требования предъявляю к людям. Особенно это касается близких.

– Не суди, да не судим будешь…

– Вот-вот, – кивнула Вика. – Часто я забываю эти святые слова. Характер у меня такой, понимаешь? Не могу ничего с собой поделать.

– Характер здесь ни при чем, – авторитетно заявил Авдеев. – Похоже, что процесс взросления у тебя идет слишком медленными темпами. Дают о себе знать рецидивы юношеского максимализма. Ничего, с возрастом это пройдет.

– Почему бы тебе не переменить профессию? – улыбаясь, спросила Вика. – Из тебя мог бы получиться незаурядный психоаналитик.

Авдеев потрогал скулу, она болела даже больше, чем вечером, повздыхал по поводу выбитых зубов, затем решил продолжить разговор.

– Зря мы тогда отказались от вареной баранины. Закаев прав, это было не очень умно. С некоторых пор самым неприятным для меня является чувство голода… Вика, когда ты познакомилась с Пановым?

– Летом девяносто первого. В самый канун августовского путча.

– Ты у него стажировалась? Погоди, он, кажется, в ТАСС работал?

– В международном отделе. Я сама напросилась в этот отдел, у меня тогда была практика после третьего курса.

– И что Панов? Стал за тобой ухлестывать?

– В том-то и дело, что нет… Не могу сказать, чтобы он меня как-то особенно выделил. Отношения были корректными, но не более того. Ты же знаешь, я никогда не была обижена вниманием со стороны мужчин. А Панов смотрел на меня как на пустое место. Помню, меня это даже слегка задело. Но в профессиональном плане он мне, конечно, здорово помог.

– Говорят, у него разносторонний талант.

– Видел бы ты его в те августовские дни, – оживилась Вика. – Он носился по Москве как разъяренная фурия. Казалось, для него нет ничего невозможного. Он был на короткой ноге с многими известными личностями, поэтому он узнавал новости даже раньше, чем они рождались на свет. В любом событии он умел безошибочно выделить самое главное и с помощью двух-трех фраз мог передать суть происходящего. День у него был расписан буквально по минутам, иногда казалось, что он способен одновременно находиться сразу в нескольких местах. И как никто другой умел заряжать своей энергией всех, кто находился вокруг него.

– На сколько лет он старше тебя, Вика?

– Разница восемь лет.

– Мой годок. Насколько я помню, в молодости его карьера развивалась стремительно, но в последнее время он почему-то притормозил. Пару лет назад поговаривали, что его прочат генеральным в Интерфакс, но потом эти слухи постепенно заглохли. Продолжай свою исповедь, дочь моя.