Мягкая посадка - [42]

— Обезвреживать, — сказал я.

— Ну да, ну да. Значит, все-таки резерваты?

— А вы что предлагаете?

— Я не предлагаю, — сказал Бойль. — Предлагают другие. И вы знаете, все эти предложения очень схожи. Раздавить — некоторые пишут: «Раздавить, как болотную гадину», — интересно, правда? — смешать с землей и все в таком роде. Разница в том, что одни надеются на полицию или армию, а другие предпочитают вольный отстрел. Вы что предпочитаете?

— На прошлой неделе в одном детском саду воспитательница убила одиннадцать детей, — хмуро сказал я. — Об этом сообщали. Заперлась с ними в комнате и резала одного за другим на глазах у остальных. Кухонным ножом. И затыкала детишкам рты, чтобы не кричали. Те, кто остались в живых, сейчас на лечении в неврологической клинике, двое до сих пор в коме. Когда полицейские высадили дверь, они не смогли заставить себя арестовать эту женщину. Они ее попросту застрелили, разнесли в клочья очередями из четырех стволов, тоже, кстати, на глазах у оставшихся детей. И я их не осуждаю.

— Я спрашиваю: какое решение предлагаете вы? — спросил Бойль.

— Изоляцию адаптантов от человеческого общества. Может быть, еще стерилизацию, не знаю. Но изоляцию — обязательно.

Бойль неприятно засмеялся.

— В резерватах?

— Естественно.

— С вами не согласятся те, кто не захотят, чтобы адаптанты их объедали. Или вы, может быть, считаете, что благодаря биотехнологиям с голодом на планете покончено раз и навсегда?

— Не считаю…

— Я тоже расскажу вам одну историю, — сказал Бойль. — Не далее как вчера утром толпа в самом буквальном смысле разорвала человека, который бежал по улице в трусах и в майке. Я это видел. По холодоустойчивости его, вероятно, приняли за адаптанта. Позже выяснилось, что этот человек страдал болезнью легких и закаливал себя в лечебных целях. Тем не менее он был убит, и я что-то не заметил, чтобы кто-нибудь из-за этого особенно терзался. А сегодняшнее гнуснейшее аутодафе в лесопарке?

— Только этого не надо, — возразил я. — Жгли дубоцефалы.

— Извините! Есть сколько угодно примеров того, как самые нормальные люди в подобных ситуациях ведут себя ничуть не лучше. Можно привести примеры, да только нужно ли?

— Не нужно, — сказал я. Я вспомнил Сашку. — Что вы хотите?

— Я хочу очень немногого, — сказал Бойль. — Я хочу, чтобы вы осознали, запомнили и никогда не забывали, что рассматривать нынешнюю стычку людей с адаптантами с точки зрения морали совершенно бессмысленно, как бессмысленно навешивать моральные ярлыки на любую борьбу видов за выживание. Моральным или аморальным было вымирание, ну скажем, шерстистых носорогов? У природы нет привычки оперировать моральными категориями. Мораль придумывают люди для оправдания своих поступков…

— Вот как?

— Или бездействия, — закончил Бойль.

— Опять нас учат! — с неожиданной злостью сказал Георгий Юрьевич. — И опять заграница. У самих кровь и грязь, а они учат. Сережа, ты скажи ему, чтоб он ушел… Не могу я…

Я сделал ему знак замолчать.

— Значит, шерстистые носороги? Так? Вы уж не стесняйтесь, пожалуйста. Может быть, даже трилобиты?

— Вы зря сердитесь, Сергей, это у вас человеческое. Попробуйте как-нибудь взглянуть на человечество со стороны, это бывает полезно для понимания. Очень интересная штука — человечество со стороны.

— Я не хочу со стороны, — угрюмо сказал я. — Я — внутри. Вы лучше скажите мне и вот Георгию Юрьевичу, чем все это кончится? Что говорит наука?

— Кому?

— Ну, не нам же…

— Наука говорит, что человечеству предстоят тяжелые времена в борьбе за выживание, — сказал Бойль. — И только. Поймите же наконец, что наука не способна предвидеть результат этой борьбы. Она может только приблизительно предсказать срок, в течение которого должно решиться, какой вид двуногих прямоходящих будет главенствовать на планете. Это не очень большой срок, порядка нескольких лет, не более. У вас мало времени.

— У вас? — мстительно спросил я.

Бойль наклонил голову так, что не стало видно морщин. Костлявыми пальцами помассировал дряблую шею.

— Я уже старик…

— А дальше? — спросил я.

— Может быть, человечество выиграет эту борьбу, — сказал Бойль. — Но мы не знаем, какое это будет человечество. Мы уже сейчас в среднем ниже по уровню интеллекта, чем были еще сотню лет назад. Кроме того, не так-то это легко для большинства людей — убивать, даже зная, что уничтожаешь врага, что иначе он уничтожит тебя, — но у врага-то те же две руки, две ноги, лицо, иногда остатки речи… Очень уж он похож на человека, этот враг, вряд ли его уничтожение оставит человечество таким, каким оно было. Может быть, люди проиграют. И тогда закат нашей цивилизации произойдет сравнительно тихо, скорее всего без тотальных ядерных войн и прочих шумовых эффектов. Просто одна большая трагедия рассыплется на множество трагедий индивидуальных и еще один вид сойдет в историю, как сошли до него пятьсот миллионов других видов. Полет человечества прервется, но это будет не как взрыв, Сергей, люди зря этого боятся. Это будет как мягкая посадка…

— Мягкая посадка, — пробормотал я. Хотелось выругаться.

— Серега, — простонал сосед, — я не могу, пусть он уйдет… Серега, я же тебя просил: налей…