Мы всякую жалость оставим в бою… - [32]

* * *

Я вывожу свои танки на позицию. Передо мной авангард польских частей. Осторожно высунувшись из люка и прикрывая окуляры ладонью от шального луча яркого солнца внимательно осматриваю окрестности. Пшеки неплохо приготовились: окопы полного профиля, замаскированные позиции противотанковых пушек. Слегка пожелтевшие пятна травы выдают места закладки мин. Интересно, там противотанковые или противопехотные? Сейчас узнаем, но пусть нам повезёт… Перед окопами многочисленные ряды колючей проволоки. Ну, это нам раз плюнуть. Намотаем на гусеницы и даже не заметим. Изнутри машины меня окликает радист.

— Штаб на связи, господин оберштурмфюрер!

Он у нас новенький, перед самым боем пришёл, поэтому пока держим его на дистанции. Не допускаем такого братства, как с остальными. Не хотелось мне в бой с новичком идти, да что поделаешь. У меня самый сильный экипаж из всех, так что… Я внимательно слушаю очередные «ценные указания». Что они знают о том, что передо мной? Так что практически всё пропускаю мимо ушей, оставляя нужное. В частности то, что сейчас должна подойти пехота. Flusslater или грязедавы, как мы добродушно называем их. Ребята, выкованные из стали. Они способны за день пройти пешком пятьдесят километров с полной выкладкой. Это, кстати, радует. Всё-таки атаковать окопы без их поддержки — мрачно. Эти поляки учатся быстро. И получить в корму или МТО бутылку горючей смеси меня не очень привлекает. А вот и они! Среди деревьев мелькают силуэты в знакомом фельдграу. Я выбираюсь через люк и подхожу к их командиру, рослому оберлейтенанту с «МП-38» на шее. Мы лениво козыряем друг другу, видя перед собой обстрелянных ветеранов. Кратко обсуждаем порядок атаки, распределяем солдат по машинам в качестве десанта. Тем временем подходят и сапёры. Стоп! Сапёры?! Они что, собираются разминировать поле, когда мы пойдём в атаку? Или выдадут нас своим появлением перед ней? Мы бурно выясняем отношения с их командиром, но тот неожиданно успокаивает нас, что сейчас будет опробована новая техника. Это чудо изобретательского гения представляет собой обыкновенные дорожные катки, набитые песком. Мы должны их прицепить спереди и эта круглая дура своим весом вызовет детонацию мин. Поскрипев зубами выделяю три машины, к которым мы и цепляем эти устройства. Так в возне с минными тралами, проходит время до атаки. Едва я занимаю место в своём «Т-28», как раздаётся хорошо знакомое шипение и чёрно-бурый столб дыма и земли взметается впереди, перед самыми окопами. Затем разрывы становятся практически беспрерывными. Кажется, что это неимоверных размеров пулемёт стреляет снарядами, так плотно ложатся разрывы! Вверх беспрерывно взметаются снопы огня, всё заволакивает дымом и пылью. Бросаю взгляд на часы — две минуты до окончания артподготовки. Пора! И я ору в микрофон:

— Тральщики — вперёд! Остальные — след в след!..

С треском рушится огромная берёза передо мной, ветки хлещут по броне, в стволе пушки — осколочный снаряд. Остальные две башни тоже наготове. Мы вываливаемся из-за деревьев именно в тот момент, когда взрывается последний снаряд. В душе появляется самодовольство: это же надо, как я всё точно рассчитал! Опасное чувство! Очень опасное, и я стараюсь его изгнать поскорее. Переваливаясь с боку набок на лунном ландшафте, появившемся после артподготовки мои махины явно вызывают шок у подавленных мощью нашей огневой поддержки поляков, и те никак не реагируют на наше появление. Гулко бухает главное орудие машины, идущей слева от меня, и к небу взлетают остатки чудом уцелевшей пушки. Пулемёты всех башен хлещут очередями, словно вода из пожарных шлангов. Всё перепахано, по крайней мере, на метр в глубину, но тем не менее, иногда слышатся звонкие удары пуль по броне. Вперёд! Только вперёд! Мы должны как можно быстрее прорвать линию обороны окружённых войск и раздавить их тылы. Вперёд! Откидываю люк и опять высовываюсь наружу. В чём беда всех танков, так это в ограниченном обзоре, поэтому, не взирая на опасность, я предпочитаю смотреть на поле боя не через призмы командирской оптики, а собственными глазами, иногда вооружёнными биноклем. Как говорил в КАМе Всеволод Львович, мой незабвенный учитель: впереди всё должно гореть, а позади — рыдать. В принципе, всё так и выходит. Только вот рыдать некому. Вряд ли кто или что останется живым после нас. Хорошо поработали все. «Вперёд! Не останавливаться!» Пехота из десанта с трудом держится на трясущейся броне и материт моего водителя. Э! Ребята! Вы ещё на «Т-26» в атаку не ходили, или на «двойке»! Наше чудовище половину воронок и ям просто не замечает из-за своих размеров. А те малыши кидает хуже мотоцикла на кроссе, там-то вы бы точно не удержались! Ого! А это кто там бежит? «Ульрих! Слева два дальше. Огонь!» Грохот русской пушки, стремительный росчерк донного трассера, невесть откуда взявшийся древний польский «Фиат-3000» с ужасающим грохотом просто разваливается на куски. Вспышка! Когда мы равняемся с ним, то видим просто-напросто кусок днища с какими-то трубками и шестерёнками и всё. Ну, башня метрах в тридцати валяется… Мы прём на всю катушку! Главное — вперёд! И больше паники у поляков, вызвать как можно больше паники! Поэтому в подвернувшийся обоз мы не стреляем. А врубаемся всей далеко не маленькой массой наших машин. Огонька подливает пехота, бьющая из всех стволов по обозникам, драпающим куда глаза глядят. Всюду валяются какие-то ящики, тряпки, туши лошадей и людей. Вперёд! Вперёд!! Вперёд!!!