Мы все из одной глины. Как преодолеть трудности, если ты необычный - [9]
Я вспоминала, как устраивала день рождения, и, чтобы никто из пришедших не заметил его «особенности», почти не давала ему слова сказать и что-то сделать. Я отвлекала его друзей и была так активна в этой задаче, что мне почти все удалось (никто ничего не заметил), удалось все, кроме одного – сын так и не почувствовал праздника и был по-прежнему несчастным. Впрочем, как и я…
Моя знакомая привезла своего сына ко мне. Внешне это был немного похожий юноша. По поведению – очень похожий, я просто обомлела!
Знакомая предупредила: он очень недоверчивый, и, если не примет человека сразу, или что-то заподозрит, потом будет трудно найти с ним общий язык.
Я молилась весь вечер так: «Господи! Ты знаешь мое сердце! Я очень переживаю за сына! Но я далеко от него и сейчас никак не могу ему помочь! Пожалуйста, сделай что-то такое с ним Сам, что не могу я! Я хочу чуда! Ты – Отец всех людей! И его небесный Отец тоже! Я обещаю тебе, что этому юноше, который приедет ко мне сюда, я буду давать все как мать! Как своему! Я сделаю все, что могу ему, а Ты, пожалуйста, делай там, в Москве, что-то с моим! Во имя Иисуса! Я верю!»
Так я заключила договор с Богом. И взяла на себя обязательства, которые и сама еще не совсем знала, в чем заключаются.
Но я подумала: не боги горшки обжигают! Хоть что-то хорошее я ведь могу сделать? Я сделаю все, что могу!
И, прочитав еще раз внимательно распечатку Кэтрин Моррис «Услышать Голос Твой!», я с наглостью неофита поняла в общем-то простые вещи: что нужно все-все время менять что-то в жизни аутичных детей, давать им больше впечатлений, разнообразия, составить план перемен, и не давать долго зацикливаться на чем-то одном! Читая про это, я с болью вспоминала, как радовалась, что мой маленький тогда еще сын не доставляет мне вообще никаких хлопот, а сидит и играет в одну игру несколько часов подряд! Кто же знал тогда, что это плохо?!
И я решила действовать, как могла. Когда Артем приехал, морально я была готова. Проштудировав книгу внимательно, я поняла, что еще нужно составить список того поведения, которое точно нужно поменять, потом разработать план, как это пошагово сделать, потом план осуществлять.
Я увидела Артема, он не смотрел в глаза и говорил чуть в сторону.
В уме я сразу отметила: «Не смотрит! Вот что нужно попробовать поменять! Вечером составлю план и подумаю!»
Я протянула ему руку и сказала: «Привет, Артем! Рада тебя видеть! Я – Лена! Друг твоей мамы! А если ты сын моего друга, то значит, что ты тоже мой друг!»
Как меня угораздило сказать такую логически выстроенную фразу, я не знаю, но моя знакомая вечером восхищенно-удивленно делилась: «Лена! Как это ты так правильно догадалась сразу сказать! Он мне потом несколько раз повторял: «Мама! Как она это правильно сказала, ведь действительно, если ты ее друг, а я твой сын, то она и мой друг тоже, да?»
Первое и наиглавнейшее знакомство состоялось удачно. Я была принята. Это было очень важно. Хотя тогда я еще не знала, насколько важно. Я не знала, что аутисты считывают отношение к себе с первых трех секунд знакомства гораздо вернее и быстрее, чем простые люди! Я не знала, что, если ошибиться и испугаться странностей в поведении или сразу показать свое недовольство чем-то, что отличается от нормы, – это КОНЕЦ началу.
Слава Богу, чисто интуитивно, на подсознании, у меня получилось не спугнуть этого и так уже очень напуганного многими негативными и насмешливыми отношениями и неприятиями его и его странностей парня.
Я съездила в канцтовары, купила большую общую тетрадь, много ручек с разными чернилами и вечером взялась за составление плана.
Первым пунктом шло: не смотрит в глаза! Как сделать, чтобы смотрел? Я думала и думала. Ничего не приходило в голову. Вообще ничего. Я уже почти бросила эту затею и легла в постель. Но и там не успокаивалась. Долго ворочаясь в кровати, я искала выход, мучилась и молилась опять: что делать, Господи?
И тут проблески простого ответа пришли ко мне.
Утром во время завтрака я радостно поздоровалась со Светой и Артемом (он смотрел в пол), пригласила завтракать. Мы сели за стол.
За завтраком я внимательно посмотрела Свете в глаза и сказала:
– Приятного аппетита, Света!
Она рассеянно ответила:
– Да, приятного аппетита!
Я отложила в сторону салфетку и обратилась к Свете:
– Света! Разве ты не знаешь, что, когда люди желают приятного аппетита, они ВСЕГДА ДОЛЖНЫ смотреть в глаза?! Светочка! Посмотри, пожалуйста, мне в глаза!
Света, поперхнувшись и удивленно вытаращившись на меня, произнесла:
– Приятного аппетита!
Я посмотрела на Артема. Настал его черед. Я сказала дружелюбно и с улыбкой:
– Приятного аппетита, Артем!
Артем напрягся, сказал в ответ все, что нужно, и стал пытаться смотреть в глаза, но у него это очень плохо получалось, и он то смотрел, то быстро опускал глаза вниз, и так несколько раз! НО ОН СТАРАЛСЯ!!!
Я поддержала:
– Спасибо, Артем! – и сразу перевела разговор в русло еды. – Смотрите, кто любит эти сухофрукты?
Днем за обедом повторилось почти то же самое.
Света на мое «приятного аппетита» посмотрела немного рассеянно. Я опять спокойно, легко и с улыбкой спросила: «Светочка? Знаешь ли ты, что когда говорят…» И т. д.
Годы Первой мировой войны стали временем глобальных перемен: изменились не только политический и социальный уклад многих стран, но и общественное сознание, восприятие исторического времени, характерные для XIX века. Война в значительной мере стала кульминацией кризиса, вызванного столкновением традиционной культуры и нарождающейся культуры модерна. В своей фундаментальной монографии историк В. Аксенов показывает, как этот кризис проявился на уровне массовых настроений в России. Автор анализирует патриотические идеи, массовые акции, визуальные образы, религиозную и политическую символику, крестьянский дискурс, письменную городскую культуру, фобии, слухи и связанные с ними эмоции.
В монографии осуществлен анализ роли и значения современной медиасреды в воспроизводстве и трансляции мифов о прошлом. Впервые комплексно исследованы основополагающие практики конструирования социальных мифов в современных масс-медиа и исследованы особенности и механизмы их воздействия на общественное сознание, масштаб их вляиния на коммеморативное пространство. Проведен контент-анализ содержания нарративов медиасреды на предмет функционирования в ней мифов различного смыслового наполнения. Выявлены философские основания конструктивного потенциала мифов о прошлом и оценены возможности их использования в политической сфере.
Водка — один из неофициальных символов России, напиток, без которого нас невозможно представить и еще сложнее понять. А еще это многомиллиардный и невероятно рентабельный бизнес. Где деньги — там кровь, власть, головокружительные взлеты и падения и, конечно же, тишина. Эта книга нарушает молчание вокруг сверхприбыльных активов и знакомых каждому торговых марок. Журналист Денис Пузырев проследил социальную, экономическую и политическую историю водки после распада СССР. Почему самая известная в мире водка — «Столичная» — уже не русская? Что стало с Владимиром Довганем? Как связаны Владислав Сурков, первый Майдан и «Путинка»? Удалось ли перекрыть поставки контрафактной водки при Путине? Как его ближайший друг подмял под себя рынок? Сколько людей полегло в битвах за спиртзаводы? «Новейшая история России в 14 бутылках водки» открывает глаза на события последних тридцати лет с неожиданной и будоражащей перспективы.
Книга о том, как всё — от живого существа до государства — приспосабливается к действительности и как эту действительность меняет. Автор показывает это на собственном примере, рассказывая об ощущениях россиянина в Болгарии. Книга получила премию на конкурсе Международного союза писателей имени Святых Кирилла и Мефодия «Славянское слово — 2017». Автор награжден медалью имени патриарха болгарской литературы Ивана Вазова.
Что же такое жизнь? Кто же такой «Дед с сигарой»? Сколько же граней имеет то или иное? Зачем нужен человек, и какие же ошибки ему нужно совершить, чтобы познать всё наземное? Сколько человеку нужно думать и задумываться, чтобы превратиться в стихию и материю? И самое главное: Зачем всё это нужно?
Память о преступлениях, в которых виноваты не внешние силы, а твое собственное государство, вовсе не случайно принято именовать «трудным прошлым». Признавать собственную ответственность, не перекладывая ее на внешних или внутренних врагов, время и обстоятельства, — невероятно трудно и психологически, и политически, и юридически. Только на первый взгляд кажется, что примеров такого добровольного переосмысления много, а Россия — единственная в своем роде страна, которая никак не может справиться со своим прошлым.