Мы вчера убили послезавтра - [8]

— А господин Лех… он тоже был героем? Как дедушка Ельцин? Или больше? Еще героичнее?

— Так нельзя говорить Оленька. Они все были героями. Ельцин. Качиньский. У настоящих героев не бывает кто-то больше, кто-то меньше. Вот ты знаешь как погиб господин Лех? Он и его соратники-гуманисты хотели спасти нас с тобой от ужаса тоталитаризма. Он все собрались, сели в самолет и полетели проводить у нас мирную акцию. Они хотели рассказать нам правду, что мы ужас и боль всего остального мира. А знаешь, что произошло дальше? Ты взрослая, ты уже должна знать. Их самолет сбили военные. Наши военные, Оленька. Все на борту этого самолета погибли. Кроме господина Леха. Когда кровавые палачи окружили место падения, он взял пистолет одного из погибших пилотов и стал отстреливаться. Вам в школе обязательно расскажут, как он стрелял в воздух, чтобы испугать всю эту вооруженную до зубов свору. Стрелял и рассказывал им про либеральные ценности. Про демократию, про права человека. Я не знаю, что больше испугало этих палачей, стрельба или его слова. Но рота вооруженных и обученных людей так и не решилась приблизиться к господину Леху. Трусливые палачи, они убили героя залпом артиллерии. Издалека. После этого на месте падения самолета осталась только одна огромная воронка. Они так и следы пытались скрыть. А дедушка Ельцин, Оля, против всего этого боролся. Он и победил коммунизм. Так что невозможно сказать, кто из них больше герой Ольга.

— Дим, ну она еще маленькая, нельзя ей такие ужасы рассказывать! — встрепенулась Олеся.

— Нет, Олеся, все мы должны знать, какими чудовищами были наши предки. И мы не можем допустить, чтобы наше дурацкое генетическое наследие взяло вверх. И мы снова начали бы сбивать гражданские самолеты. Ольга, посмотри на памятник и запомни мой рассказ. И одноклассникам своим расскажи, мы все должны это помнить. — Дима не кривил душой. Все взрослые граждане ЛЕР никогда не забывали особенно ужасные вехи в истории России.

— Спасибо, дядь… ой… спасибо Дима, я, правда, всем своим друзьям расскажу.

Ольга еще раз посмотрела на памятник. Разбитый фюзеляж самолета. Опираясь на его стенку, сидит, вытянув ноги Он, господин Лех. Он изранен и перебинтован. А к нему с разных сторон подбираются мерзкие, вооруженные карлики. Их лица перекошены гневом, они целятся и стреляют в него. Но господин Лех не глядит на них. Его лицо обращено вверх. Он смотрит в свободное небо. Он прощается с миром и жалеет, что не успел освободить этих неблагодарных людишек, от их же пороков.

Дима притормозил на одной из многочисленных парковок вокруг памятника. Его рассказ, очень сильно повлиял на девушек, поэтому Олеся как-то сухо чмокнула его в щеку и вместе с Ольгой выпорхнула из машины. А Дима снова посмотрел на памятник. На лицо героя. На бронзовых злобных вояк, которые подбираются к самолету. На живых людей, которые молили безмолвную статую о прощении, но знали, что они никогда его не получат. Прощения за убийство своего спасителя не дано никому. И тут Дима почувствовал злость на самого себя, ведь он однажды смог усомниться в подвиге Качиньского. Как можно простить себе эту секундную слабость? Выйти из машины, хлопнуть дверью. Прижать лоб к асфальту в нижайшем поклоне и твердить: "Прости, прости, прости!" Или… да есть другой вариант — надо убедиться самому и потом всю оставшуюся жизнь продолжать убеждать окружающих в том, что господин Лех на самом деле великий человек. Благо, и первое и второе позволяла воплотить Димина работа. Его машина, резко тронувшись, ввинтилась в транспортный поток.

Цветные тела

— Ой, я вас умоляю на коленях, прекратите делать мне щекотку! — Задыхаясь, кричал Самуил Яковлевич Кац. — Я хотел быть красивым, но живым. А ваша адская машинка делает первое, но упорно не хочет делать второе.

Эти вопли и визги продолжались уже в течение получаса. И уже ни персонал клуба красоты "Алджео", ни посетители не обращали на них никакого внимания. Только время от времени в кабинку заглядывала с сомнением на лице Роза Натановна Кац, жена визжавшей жертвы. Совсем уж много было в воплях скрытого удовольствия. Убеждаясь, что все происходит в соответствии с нормами приличия, Роза Натановна прикрывала дверь и Олеся продолжала мучиться с довольно объемным телом Самуила Яковлевича.

Обычно процедура "полного преображения" занимала не более часа, но клиентом Самуил Яковлевич был непростым, впрочем, как и человеком. Только Олеся начинала аэрографом наносить краску на область довольно объемной талии клиента, как Кац устраивал фееричную истерику — щекотно! И начинал брыкаться так, что кушетка, на которой лежало его оголенное тело, тоскливо скрипела и предупреждала о недопустимой нагрузке на ее конструкцию. А закончить бодиарт № 17 "Белый принц" без полного окрашивания пуза было невозможно.

— Самуил Яковлевич, ну родненький, ну потерпите еще чуть-чуть. — Увещевала Олеся. — Зато потом будете красавцем всем на зависть!

— Зачем мне зависть? Я за равноправие. И вообще не понимаю, что за дурацкая мода — наносить себе картины на тело. Вот скажите, как я объясню моему сыну, зачем папа прокрасился в "Белого принца"? Причем еще и деньги за это заплатил. Деточка, да мне же придется по собственному дому ходить в плаще до пят, черных очках и шляпе. Кот Клары Абрамовны опять будет нервничать.