Мы вчера убили послезавтра - [2]

— Сема! Сема, сейчас же прекрати! Считай, что я этого не слышал! Сема, ты русский и твоя Родина здесь, понимаешь? Ты, Сема, не достоин жить в другом месте. Мы, Сема и наши предки заварили всю эту кашу и тебе, Сема, ее расхлебывать. Нам, то есть. Понимаешь? — Арону Моисеевичу не хватало воздуха.

— Не понимаю. — Грустно сказал маленький Сема. Он действительно искренне не понимал, почему он, такой маленький мальчик, одиннадцатилетний Сема Кац, ни разу даже и не русский, должен расхлебывать какую-то кашу, которую заварили русские предки Арона Моисеевича и Эльмиры Эльдаровны.

Сема заплакал. Немного пришедшая в себя Эльмира Эльдаровна посмотрела сначала на мальчика, затем на Арона Моисеевича и замогильным шепотом прошелестела:

— Третий случай в этом году. Но если первые двое специально саботировали, потом раскаялись и прошли процедуру праведного очищения, то этому, похоже, действительно не стыдно.

"Тяжелый случай, — подумал Арон Моисеевич, — откуда они берутся? Вроде пацан из нормальной либеральной семьи, в детский сад ходил со всеми, книжки читает те же, что и все, учится хорошо. А вдруг ни с того ни с сего, раз и такое".

Самому же Арону Моисеевичу было мучительно больно и стыдно за то, что он русский. По большому счету русской крови в нем было одна шестнадцатая, от прапрадеда, но Арон Моисеевич как человек образованный понимал, что и этого достаточно. Этой дурной крови достаточно и одной тысячной. Поэтому Арон Моисеевич искренне сожалел об этом. Ему было стыдно, что он русский. Каждый день он начинал и заканчивал, чувствуя эту тяжкую ношу. Ежемесячно на собраниях местной ячейки Либеральной партии они с товарищами клеймили друг друга страшными разоблачениями и разрывали себе мозг чудовищными откровениями о бесчинствах русского народа на протяжении всей его истории от Князя Рюрика до первого из раскаявшихся — Михаила Горбачева. А раз в год, 12 июня, в День Освобождения и Всенародного Покаяния он с коллегами выходил на покаянное шествие по Розовой (бывшей красной) площади. Вместе с другими москвичами Арон Моисеевич медленно нес транспаранты, сыпал проклятия на свою голову и плакал, плакал, плакал.

Так делали все. Каждому было стыдно за то, что они русские, за то, что их предки принесли столько горя развитым народам, за то, что они занимают под свое никчемное существование такие красивые города, такую большую территорию и не могут дать цивилизованным странам взамен ничего кроме недр своей проклятой небом земли.

Арону Моисеевичу было очень стыдно. А вот этому щенку Семе Кацу стыдно не было.

Грязно выругавшись себе под нос, но так что никто ничего не разобрал, Арон Моисеевич сказал:

— Завтра родителей ко мне в кабинет. Чтобы в восемь утра были. Оба! У тебя, кажется и бабушка есть?

— Есть.

— И чтобы бабушка была. Пусть все посмотрят, кого воспитали.

Арон Моисеевич вышел из класса и, не торопясь, побрел в свой кабинет. В кабинете он открыл шкафчик для бумаг, достал оттуда рюмку и бутылку водки, налил до краев, хлопнул, вспомнил про Лизоньку, еще налил, еще хлопнул, заставил себя забыть Лизоньку, достал из сейфа план учебно-воспитательной работы на следующий 2053-54 год, открыл его на первой странице и начал читать.

До завтра ждать не пришлось. Уже вечером того же дня, в кабинет директора гуськом вошли: папа Семы Каца — Самуил Яковлевич Кац, жена его — Роза Натановна Кац, и бабушка — Клара Абрамовна Шильманович и непосредственно сам Сема.

Они выстроились вдоль стеночки, и Самуил Яковлевич сказал:

— Здравствуйте, Арон Моисеевич! Как вы себя чувствуете? Давление падает, у меня так с утра голова болит, как будто я не работал без выходных, а очень даже напротив, пьянствовал и веселился. Что думаете по этому поводу? Цены на коммунальные услуги не подорожают?

Арон Моисеевич выдержал первый натиск и сделал встречный выпад:

— Давление падает? Озоновая дыра, между прочим, если вам конечно интересно, дело рук нашей промышленности, а вашему сыну, между прочим, за это совсем не стыдно.

— Так это не он эту дыру продырявил, чего ему стыдиться? А если таки он, то мы его выпорем. Можем договориться, и Вы придете на это дело посмотреть. Только на видео писать не надо. Вы же знаете, на прошлой неделе одному мальцу настучали по голове рюкзаком, и кто-то заснял это на мобильный. Так уволили таки директора школы.

Арон Моисеевич понял, что разговор будет долгим. И решил крыть козырем:

— А вы вроде в Еврейскую Автономию собрались?

— Да кто вам такое сказал? Если Сема туда по молодости лет и просился, так то только в Диснейленд. А мы не можем, мы же патриоты. Я так вообще член партии с 2025 года, а Клара Абрамовна Касьянова лично видела. Заметьте, не на двадцатирублевой купюре, как мы все, а вот так вот живьем. И после этого вы спросите меня еще раз про Еврейскую Автономию?

Самуил Яковлевич смотрел на директора взглядом брошенной гимназистки, но Арон Моисеевич тоже был не из простых русских и держался до конца.

— А вот Сема говорит, что он еврей.

— Ну что вы как маленький, все так близко к сердцу принимаете. Ну, пошили на Новый год мальцу костюм еврея, и что теперь ему голову бутылкой прошибить за это? А у меня в детстве был костюм серого волка, а Роза Натановна себе на прошлой неделе пошила костюм медсестры. А Вы знаете, как он ей идет? Она в нем сбрасывает не меньше двадцати лет и сорока кило. Но что мы все о себе, да о себе? А Вы, я вижу, плейбой?