Мы умрем в один день - [36]

Молча похлебали гороховый суп, а потом опять вернулись в горотдел.

Васин под охраной сержанта писал явку с повинной. Подняв голову на вошедшего Сергеева, усмехнулся:

— Вляпался! Вот ведь, а…

Когда его увели, Сергеев разложил на столе исписанные листы.

«…Мы пришли с Полетаевым к капитану Ольхову, чтобы уговорить его прекратить дело о гражданах Полетаеве и Зимовце, с которыми я подрался и причинил некоторые повреждения. Я не знал, что гражданин Полетаев имел при себе пистолет милицейского образца. Во время разговора он выстрелил в капитана оперуполномоченного Ольхова. Что он будет стрелять, я не знал. (Вверху написано: если бы я знал, что он будет стрелять, я бы ему не дал стрелять). Капитан Ольхов был ранен в грудь и спустя короткое время умер. Полетаев сказал, умер и хорошо, иначе он и тебя, и меня посадил бы. Полетаева, значит, за изнасилование, а меня за драку. Потом гражданин Полетаев увидел пистолет капитана Ольхова на столике под газетой и обрадовался. Он сказал, что мы сделаем сцену. Он из пистолета капитана Ольхова выстрелил в угол шкафа-холодильника под окном, а гильзу и пистолет капитана Ольхова подбросил к телу. Полетаев раньше сидел в колонии и знал, что каждый пистолет на гильзе оставляет свой след. Он сказал, что теперь никто ни хрена не догадается. Застрелился, и все тут. И даже смеялся. Потом мы ушли, а я очень переживал, ведь я не уголовник, имею семью и тюрьмы боюсь. Поэтому, когда сидел в КПЗ, мысли в голову приходили, вдруг гражданин Полетаев все на меня свалит, и я написал записку, просил продавца автомагазина Ашота найти нашего общего знакомого Мусейбова, и чтобы он поговорил с гражданином Полетаевым и немного заплатил Мусейбову за дорогу и потерянное время. Ни о каком убийстве я не писал и не знал, что так получится. Сознаюсь во всем чистосердечно и готов отсидеть, сколько дадут. Но прошу за свою чистосердечность иметь снисхождение. Раньше не судился, занимался спортом, имею семью и хочу воспитывать детей, в чем и расписываюсь».

— Тварь! — сказал Черных, прочитав явку с повинной. — Под нищего работает! А ведь свидетелей нет. Толкнет Полетаева за паровоза, а сам как соучастник.

Вечером, когда оформляли протокол допроса, Сергеев проговорил, пытаясь поймать ускользающий взгляд боксера:

— Ольхов умер от потери крови спустя тридцать или сорок минут после выстрела. Он ползал по комнате и пытался открыть дверь. Но вы не дали этого сделать, а ждали, когда он истечет кровью.

Васин разглядывал свои пальцы. На одном из них виднелся белый ободок — след от перстня, изъятого при аресте. Шевельнул губами, собираясь что-то возразить, но промолчал. Он понимал, что в его версии это одно из самых слабых мест. Да и многое другое было шито белыми нитками. Вряд ли суд поверит, что он, будучи старше и физически сильнее Полетаева, да еще и обладая гораздо большим авторитетом, шел на поводу у девятнадцатилетнего парня. Правда, козырем служило то, что Полетаев был дважды судим, подозревался в изнасиловании. Васин же в поле зрения милиции не попадал и, как указывалось в характеристике, числился «морально устойчивым, а в быту вел себя правильно».

Тянула вниз записка, адресованная Абарцумяну. Суд может признать его инициатором убийства. На очной ставке, не выдержав, крикнул Абарцумяну, дергая наручники:

— Ты сам, гад, нашептал своим уголовникам, чтобы они этого парня кончили. Концы спрятать пытался, не дай Бог, кто в кормушку заберется. Но подожди, на зоне встретимся!..

Человека, которого часто видели в машине Васина, звали Петр Владимирович Лемза, он работал председателем самого крупного гаражного кооператива «Луч». Добротные гаражи, хорошие подъездные пути и надежная охрана привлекали в кооператив много желающих. Попадал, конечно, далеко не каждый, и это делало Лемзу, как и каждого обладателя большого дефицита, человеком известным и уважаемым. Он не злоупотреблял алкоголем, не попадался на махинациях и вел себя одинаково вежливо со слесарями и исполкомовскими работниками. К тому же Петр Владимирович умел решать вопросы. Мог он многое. Быстро найти место для нового гаража, организовать бригаду и слепить за выходные гаражную коробку с воротами, помочь отрихтовать за ночь и покрасить побитый кузов автомашины. При гаражах преуспевали несколько мастерских, где можно было найти любую запчасть, конечно, по двойной, а то и тройной цене. Ходили слухи, что Лемза что-то имел со всех мастерских, а снабжение их шло через него и Абарцумяна. Но слухи ничем не подтверждались, если не считать сплетен, а сплетни могли идти от зависти.

Чему завидовать — хватало. Лемза с семьей из четырех человек занимал двухэтажный коттедж, имел кремовую «двадцатьчетверку» в экспортном исполнении, а для разъездов простенькую «ноль-третью» с отлично отрегулированным двигателем.

Он дорого и хорошо одевался, а по четвергам устраивал небольшие приемы, попасть на который уже значило, что ты чего-то достиг в этой жизни. Среди приятелей Лемзы числился секретарь горисполкома, председатель коллегии адвокатов, несколько директоров предприятий и управляющих трестами, а также другие уважаемые люди, пользующиеся в городе авторитетом.