Мы такие же люди - [30]

С того момента как он нырнул в первый раз, прошло около двух часов. Пора было отдохнуть. Мы высадились на берег и начали прокладывать себе путь между чайными деревьями. Один из аборигенов шел за мной по пятам. Продираясь сквозь заросли, я чувствовал, что его рука касается моей головы и плеч. Он сбрасывал зеленых муравьев, падавших на меня с веток деревьев.

Усевшись на прогалине, мы пили молоко кокосовых орехов и беседовали. Абориген, оберегавший меня в пути от муравьев, рассказал, что он с острова Сайби, расположенного в трех милях от берегов Новой Гвинеи.

- Помню, когда я был мальчишкой, - сказал он, - туземцы с Новой Гвинеи пришли нас убивать. Моя мать спрятала меня в хижине. Вот меня и не убили...

Он стал рассказывать, как он работал на люгерах у белых людей. В разговор вступили остальные аборигены. Они говорили о несправедливостях и эксплуатации без всякого возмущения. Однако они считали, что теперь, когда война кончилась и на острове Четверга скоро возобновится промысел жемчуга, им должны предоставить возможность самим управлять люгерами. Мои собеседники говорили, что хотят получить образование; хотят иметь приличные жилища, такие же условия жизни и возможности, какие существуют для белых. Они хотят выбирать представителей из своей среды и таким образом иметь право голоса, когда решается их дальнейшая судьба.

Аборигены говорили обо всем этом, с трудом подыскивая слова и повторяясь, но они были твердо уверены в одном: они не станут работать на кабальных условиях, существовавших до войны. Служба в армии показала им, что некоторые белые относятся к ним, как к равным. Раз они завоевали уважение своих однополчан, значит, они имеют право и на уважение торговцев.

Один торговец, покупая перламутровые раковины у аборигена, который умел пользоваться таблицами расчетов и потому не давал себя обсчитать, заявил, что таблицы эти изданы в 1886 году, а с тех пор "цифры изменились". Торговец вырвал таблицы из рук аборигена и швырнул их в море.

"Этого больше не должно быть, - повторяли мои собеседники. - Мы будем учиться. Мы станем такими же, как вы. Тогда мы будем равны".

В тот вечер я пошел в церковь на острове Четверга. Божий дом, думал я, переступая порог; перед богом все люди равны.

В церковь входили аборигены. Мы улыбались и кивали друг другу.

"Когда-нибудь мы будем вместе жить в мире", - сказал вождь - герой истории, рассказанной мне Куки.

"Когда-нибудь мы будем вместе..." Да, Куки, когда-нибудь...

Вместе с другими белыми я прошел вперед. Аборигены сюда не пошли. Тут я заметил указатели.

"Только для правительственных служащих", - золотыми буквами значилось на табличке, прикрепленной к передней скамье с мягкими сиденьями.

"Только для сестер милосердия", - значилось на второй мягкой скамье.

"Только для офицеров", - значилось на следующей мягкой скамье.

"Для прочих лиц", - значилось в следующем, "жестком", ряду.

Места для аборигенов не были обозначены табличками. Аборигены толпились в той части церкви, где не было мягких сидений, подальше от рядов с золотыми надписями.

Почти все места для белых остались незанятыми; места для "черных" были переполнены.

Я сел там, где не было мягких сидений. Прямо передо мной находилось металлическое распятие. В церкви было очень тихо. Мы сидели лицом к изображению того, кто утверждал, что все люди - братья.

Здесь были считанные представители белых - носителей заповедей христианства - и множество темнокожих людей, которым белые принесли эти заповеди.

Священник нараспев читал проповедь. Было исполнено четыре церковных гимна - два для белых и два для аборигенов, которые пели на родном языке. И те и другие пели только свои гимны. Мы кое-как справились со своей задачей. Когда пришел черед аборигенов, я был потрясен красотой и мощью их пения. Казалось, они обратились к нам со стоголосым упреком. Среди них был солист-тенор, который словно посылал ввысь хватающую за сердце жалобу. Его голос звучал где-то над нами, то ниже, то выше, то нежно и успокоительно, то громко и торжествующе.

А внизу подобно беспокойному прибою то громче, то тише звучали голоса остальных аборигенов.

Такое пение заставляет сердце биться чаще. То был голос темнокожих людей всего мира, с болью и мукой вещавший о погибших селениях, о гнилых корабельных трюмах, о тех, кто работает в кандалах, о несчастных женщинах, производящих на свет "полукровок", чьи отцы - белые.

То была не мольба и не протест, то был сдерживаемый плач. Смирение этих людей еще больше потрясло меня. Я весь дрожал.

16. Кауэл-Крик

Наступил сезон дождей. Тучи, затаившиеся на горизонте, теперь приблизились. Массы воздуха, двигавшиеся с юга, преграждали им путь. Линия этого тропического фронта то надвигалась, то отодвигалась в зареве молний, сотрясая притихшую землю раскатами грома.

Внезапно тучи, несшиеся с севера, прорвали линию фронта; их авангард разразился ливнями, которые обрушились на прибрежные острова. Тучи устремились на юг, обрушились на северное побережье материка. С земли поднялась пелена тумана. Из пропитанной влагой почвы встали зеленые побеги, пробиваясь между поблекшими ломкими стебельками прошлогодней травы. Зацвели деревья.