«Мы совершенно не готовы к будущему» - [2]
Н.А.:— Но ненависть? Откуда ее столько? Неужели русские такие злые от природы? Неужели в прошлом (а оно как будто замещает настоящее в последнее время) мы хотим видеть только победоносные битвы — неважно, какой ценой победы в них были достигнуты? Только тиранов? Ведь было в истории и много другого…
С.А.: — Можно сказать, что мы — военные люди, и любая неудача возвращает нас назад. Сейчас мы отброшены почти в Средневековье. Когда я ехала по Москве прошлым летом, то видела огромное количество людей, которые стоят, чтобы увидеть какой-то религиозный обряд. Чьи-то мощи, кажется. Это — форма побега от того, что происходит вокруг сейчас.
В какой-то момент мы сошли с нормального пути, на который, казалось бы, стали, — и, в общем, так и не шагнули в 21 век. Я помню, как в 2000 году ездила в Европу, как нам там радовались, как говорили что «наконец-то вы с нами». Мы должны понять, как снова стали людьми войны, как забыли то, о чем рассказывали нам отцы.
Н.А.: — Мои родные и знакомые — фронтовики — не любили День Победы, и вообще не любили вспоминать о пережитом…
С.А.: — Многие героини моей книги «У войны не женское лицо» говорили, что победа — это не то, о чем нужно говорить и вспоминать. Говорить и вспоминать нужно об опыте, как быть человеком, как не убивать. Одна женщина рассказывала: когда объявили о конце войны, они с сослуживицами расстреляли весь боевой комплект боеприпасов — снаряды, патроны, все до одного. На следующий день в эту часть приехала комиссия, попыталась в чем-то кого-то обвинить, и все искренне недоумевали — а зачем все это теперь? Людям казалось, что после таких слез, после таких страданий война уже никогда не может случиться. Но сегодня Россия опять ведет две войны, и на русском телевидении снова звучат угрозы — кого-то там можем превратить в «радиоактивный пепел».
Н.А.:— И в ответ — нарастающая изоляция России, новые санкции, — и в России новый виток воинственной риторики, которая уничтожает все лучше…
С.А.: — Когда я сама оказалась на войне, то поняла, что человек, взявший в руки автомат, становится другим, не тем, кого мама водила в хореографическое училище. Как будто бы в него вселяется бес, вскормленный военной культурой, которая пронизывает наше общество и безоговорочно в нем властвует. Зло более натренировано, чем добро. У искусства, кстати, есть темная сторона, вдохновленная злом. На войне я увидела, как много там красоты, — что смерть и красота всегда рядом, как в ночном небе летят снаряды, как поют солдаты вечером, каждый на своем языке. Вблизи смерти люди открывают в себе то, что спрятано в них очень глубоко. недели моего пребывания в Афганистане я попала на выставку современного оружия. Человек потратил много времени на то, чтобы сделать зло красивым.
Я недавно видела по телевидению, как духовой оркестр солдат отправляют в Донбасс, героический такой репортаж, но я думаю, что настоящий герой сегодня — это тот, кто не стреляет.
Как писал Достоевский в своих дневниках — «сколько человека в человеке»? Не так много людей об этом задумываются и несут личную ответственность за происходящее в мире. Даже сегодняшняя нарочитая религиозность не принесла этого, она сгруппировала людей как будто в некое народное тело, которое, известно, чувствует, но не думает.
Н.А.: — В ваших книгах герои, чаще героини, женщины, «проговаривают» самое важное и страшное, то, о чем не пишут в победных сводках и обычных репортажах. Женщинам более свойственно ощущать трагедию?
С.А.: — У женщин и детей есть какое-то особое знание о человеческом безумии, которое неизвестно каким образом укоренилось в нашей природе. В своих книгах я стараюсь показать голоса и версии людей, которые смотрят на события с разных сторон. Одну войну видела летчица, другую — артиллеристка, третью — женщина, которая была в рукопашной. Она сказала мнеЯ вам расскажу о такой войне, от которой и генерала стошнит», — это один из лучших рассказов в моей книге. Рассказывает: когда друг с другом вплотную, то человек пропадает, а вместо него остается некий биовид. Когда колют в глаза и в живот, когда не кричат, а мычат, когда работает только один инстинкт, — выясняется, что на самом деле мы припорошены культурой только слегка. И все мне говорили: главное — не встретиться глазами с тем, кого убиваешь, в кого стреляешь. Потому что война требует бездумья, только так можно убивать. Стрелков говорил, что в Донбассе на протяжении первой недели сложнее всего было заставить людей стрелять друг в друга. Потому что для этого нужно из мирного времени шагнуть куда-то туда, где дают медали за то, за что обычно сажают в тюрьму. И сначала люди делали это нехотя, по принуждению.
