Мы с тобой (Дневник любви) - [19]

-- Значит, сущность любви состоит в ожидании? -- спросила она.

-- Да,-- ответил я,-- вы же сами Мастер любви, вы должны это знать: Мастер любви учит ждать.

Не знаю, любит ли она, как мне хочется, и я люблю ли ее, но внимание наше друг ко другу чрезвычайное, и жизнь духовная продвигается вперед не на зубчик, не на два, а сразу одним поворотом рычага на всю зубчатку".

"Рассказывая мне о своей детской попытке с Олегом перестроить вселенную, она мне была прекрасна, как снежная вершина. Но она смотрела в мою долину с такой же любовью, как я смотрел на ее вершину. И я думал о том, что самой вершине ее высота не кажется такой привлекательной, как нам из долины. С высоты, напротив, снежным вершинам долины кажутся необыкновенно прекрасными.

Вкусив той высоты с Олегом, она и не может найти себе пару.

-- Вы, Мастер любви, скажите, пройдет ли когда-нибудь эта острая тревога?

-- Она и проходит, разве вы не чувствуете?

-- А дальше?

-- Остается, конечно, высота".

"10 февраля. Читал в Музее о Мамине. В зале было чисто чрезвычайно и бездушно. Никогда еще не было в моей памяти собрано столько людей, заменяющих друг друга, как вчера...

Клавдия Борисовна была высокая, без форм, лицо простовато. Куда что девалось? Она похожа была чем-то на моль, пыльную бабочку, живущую в книгах. Читал и чувствовал полное отсутствие слушателя: музей как музей. Но я хорошо отдохнул от "пьянства"; сладкий яд мало действует, в голове дятел долбить перестал. Но тем сильней поднимается в душе "песнь песней", и стоит глаза закрыть, как в этой пустой чистоте зала среди заменяющих друг друга людей невидимо появляется Незаменимая с ее вечной задумчивостью, обрываемой улыбками. К. Б. отозвала меня в сторонку:

-- Чем объяснить, М. М., ваше молчание? Я все жду звонка...

-- А я ждал вашего.

-- Но мне было как-то неловко первой после рассказа...

-- Да вы забыли даже рукопись, подаренную вам, у меня на столе.

-- Что вы! я не посмела ее взять сама, напомнить, уходя, о вашем подарке. Мне бы так хотелось ее иметь!

-- Я пришлю ее вам.

-- А работа?

-- Я же писал вам -- у меня новая сотрудница и она отлично справляется. Вы же сами мне ее предлагали и, помните, сказали: "Вес хорошо, только у нее бородавки".

-- Помню. Ну что же, они вам не мешают? -- спросила она с натянутой улыбкой.

Нет, вы ошиблись, это не бородавки -- это у нее две маленькие родинки,-- ответил я".

Сладкий яд

"11 февраля. При духовной заостренности она может видеть малейший налет оскорбляющей похоти,-- почему она не оскорбляется? Она любит или, может быть, очень хочет любить. Иначе как же понять, что она так снисходительна к моим бытовым слабостям? Это удивительно, до чего она мирится с моим бытовым образом. Наверно, очень хочет открыть меня настоящего, увериться в нем и полюбить.

Нет любви без борьбы. Да, мы будем бороться, но только не мериться между собой силой бесплодно, как в романах, а одной слаженной силой бороться против врага нашего союза.

Она сказала, что сдерживает себя, и я тоже стал себя сдерживать благоразумно. Итак, когда она ушла, я взял ее изгрызанный карандашик и тоже погрыз, а резинку понюхал: захотелось узнать, так ли ее резинка пахнет, как все. Резинка почему-то вовсе не пахла.

Наступило время испытания силы душевной, и вопрос стал вплотную, как удержать эту любовь. Сладкий яд проник в мою кровь, и все загорелось, и сгорает синеньким огоньком. Никакая работа мне не может быть заменой этого чувства. Работа -- это уход, побег от себя.

Сегодня еду в Загорск на целую неделю. Вернусь 15-го. Перед отъездом написал Веде: "Милый друг, простите, что без совета с вами решил уехать в Загорск на неделю, чтобы продвинуть конец повести.

Я признаюсь вам, в отношении работы (временно, из-за чего-то большего, чем писательство) я утратил власть над собой. Мы прошли с вами наш предрассветный час, и давайте соберем на время родное нам одиночество.

Много, много есть о чем подумать про себя и собрать. Трудно было найти, но, повторяю, не менее трудно будет сохранить найденное (знаю по опыту своему в искусстве слова).

К счастью, в эту последнюю ночь я почувствовал в себе силу для борьбы с каким-то сладким ядом любви без утраты чистой радости сближения. Милый друг, будьте милостивы всегда ко мне, как были 7-го февраля, держите меня на 3 с минусом и окорачивайте, когда я буду лезть на пятерку.

Против сладкого яда превосходное средство -- работа моя над "Песнью Песней". Я сейчас придумал конец "Неодетой весны" так написать, чтобы весна разрешалась песней, и в песне будет эта чистая радость. Этот конец "Неодетой весны" будет наш и будет значить как первый намек на создание совсем иной "Песни Песней". Я всю жизнь думаю об этой песне, всю жизнь пишу и жду, жду, жду... Так перекидывается у нас мост к вашему чудесному Олегу...

Теперь дело: в верхнем из трех ящиков секретера вы найдете все дневники, расположенные в порядке Р. В-ем. Просмотрите, не нарушая порядка, поверхностно все, выберите себе тетрадку и валяйте цветным карандашом (я разрешаю), разделяйте козлищ от овец: уничтожать козлов буду сам, а овец выводите из дневников.