Мы разминулись на целую жизнь - [22]

Чем она заслужила такое счастье? Откуда взялась в нашем мире женщина, которая с рождения была предназначена только ей одной? Почему рядом с ней так тепло и спокойно, что не пугает даже мамина нетерпимость и папин авторитаризм? Как тепло на душе… Как будто положили за пазуху что-то горячее, похожее на свежую булку или вечный огонь. Как будто ничего плохого уже никогда не сможет случиться.

– Мама? Папа? – Лиза изобразила удивление, заходя в кухню, но почувствовала неожиданно радость. Радость от встречи с родителями.

– Лизавета!

Эх, не были привычны Лизины родители к ярким проявлениям чувств – они всего лишь подставили щеки под поцелуи и остались сидеть на своих местах.

– Почему вы с Лёшей так давно не приезжали? – строго спросила мама. – И где, наконец, наша внучка?

– Мам, ты же представляешь, сколько забот после рождения ребенка обрушивается… Времени не было.

– Это не оправдание, – вступил отец, помешивая остывший чай, – Могли бы хоть звонить почаще.

– А вот и мы! – дверь распахнулась, и кухня наполнилась упоительным детским запахом и тишиной. Инна вошла, неся на руках сладко посапывающую Дашу. – Я подумала, вы обязательно захотите сразу увидеть внучку. Только тихонько, ладно? Она только заснула.

Тамара Федоровна ахнула, а Пётр Игнатьевич, зажав ладонью рот, тяжело поднялся на ноги и подошел к Инне.

– Хотите подержать, деда Петя? – прошептала, улыбаясь, Инна. – Не бойтесь, держите… Только головку уложите на ладонь.

Отец, стараясь не дышать, осторожно принял на руки внучку. И принялся неловко её укачивать. Всё молчали. Лиза стояла у окна, заворожено глядя на дочь, а Тамара Федоровна не отрывала взгляда от мужа.

– Давайте, – несколько минут спустя Инна снова взяла Дашу на руки и подошла к Лизиной маме, – Баба Тома, теперь вы.

Пётр Игнатьевич улыбался так умиротворенно, что выглядел удивительно добрым и красивым. Тамара Федоровна гораздо увереннее взяла внучку и тоже заулыбалась.

– Хотите её уложить? – шепотом спросила Инна. – Пойдемте, я вам помогу.

Осторожно ступая, женщина унесла из кухни посапывающую Дашу, и Лиза с отцом остались одни.

– Я так рад, – коротко сказал он, – Очень рад, дочь.

– Спасибо, папа, – растроганно прошептала Лиза, – Я тоже… рада.

Пётр Игнатьевич быстро справился с собой. Он с шумом отодвинул стул и присел, похлопывая себя по коленям. Лиза осталась стоять.

– Вам с Лёшей надо переехать к нам, – сказал отец, – Ребенку нужен свежий воздух. И еще. Я рад, что ты научилась грамотно выбирать друзей.

– Ты об Инне? – Лиза проглотила замечание о переезде, по опыту зная, что лучше сейчас не начинать спорить.

– Да. Очень достойная молодая женщина. Давно вы дружите?

– Мы не только дружим, пап. Мы любим друг друга. И живем вместе.

Какая тяжелая тишина… Слышно даже, как капает вода из неплотно закрученного крана. Красивая бледная женщина стоит у окна, вцепившись пальцами в подоконник, и тяжело дышит, глядя на пожилого мужчину, сидящего за столом. Мужчина смотрит удивленно, рассерженно и одновременно осуждающе. А женщина – испуганно и в то же время твердо.

– Опять? – голос отца прозвучал спокойно, но Лиза без труда расслышала в нем угрозу и зарождающуюся ярость. Но не дрогнула.

– Не «опять», пап. Мы всегда будем с Инной. Мы любим друг друга.

Пётр Игнатьевич молчал. Он буравил взглядом стол и кривил губы. Лиза тоже не делала попыток продолжить разговор. Ей было страшно. Она боялась, что сделала неверный выбор. Может, нужно было подождать Инну? И уже с ней признаваться? Вдруг она рассердится? И скажет, что всё было сделано неправильно…

И снова, в очередной раз, распахнулась дверь. Инна с Тамарой Федоровной – улыбающиеся, притихшие и какие-то светящиеся, вошли в кухню. Одного взгляда хватило Инне, чтобы понять, что случилось. Не переставая улыбаться, она подошла к Лизе, встала рядом с ней и взяла за руку.

– Мать, – тяжело сказал Петр Игнатьевич, – Поехали домой. У нас больше нет дочери.

– Что случилось? – испугалась Тамара Федоровна. – Петя… Лиза… Что?

– Она извращенка. Пошли.

Лиза и Инна хранили молчание. Мама посмотрела на руку дочери, сжатую ладонью чужой женщины, и вдруг поняла.

– Опять? – ахнула она, и на её лице разом выступили слёзы.

– Мама… – прошептала Лиза. – Я…

– Заткнись! – закричал Пётр Игнатьевич, ударив кулаком по столу так, что задрожала посуда. – Мать, мы уходим.

Тамара Федоровна плакала, закрыв лицо руками. Инна выпустила Лизину ладонь и, распахнув дверцы кухонного шкафчика, достала пузырек с корвалолом.

– Сколько капель вы обычно пьете? – спокойно спросила она.

– Дв… Двадцать, – прорыдала женщина.

– Вот, держите, – Инна присела рядом с Лизиной мамой на табуретку, мягко погладила её по голове и протянула стопку с лекарством. От этого её жеста – по-дочерни нежного, женщина разрыдалась еще сильнее.

Пётр Игнатьевич не делал попыток подняться. Он по-прежнему смотрел только в стол, игнорируя всё происходящее вокруг.

– В этом нет ничего страшного, – сказала Инна, забирая у Тамары Федоровны пустой стаканчик и обнимая её за плечи, – Лиза и Дашенька ваши дочка и внучка. Они здоровы, спокойны и счастливы. То, что происходит, нужно просто принять. Лёша тоже никуда не делся. Он останется вашим зятем, будет рядом, когда это необходимо.