Мы пришли с миром - [6]

Мы сдвинули бокалы.

— Кому родная, — уголком губ пробурчала Оксана так, чтобы слышал только я, — а кто только сбоку лежал...

Взрослая она была не по годам.

Мы выпили стоя, затем сели.

— Тебе положить салат? — спросила Любаша.

— Погоди, это еще не все. — Я полез в карман, достал футляр и положил на стол перед Любашей. — Открой.

— Это... что? — дрогнувшим голосом спросила Любаша и растерянно посмотрела мне в глаза.

— Мой подарок.

Любаша протянула руку и открыла футляр. Блеск серебра и свет бирюзы, казалось, хлынули в комнату.

— Таки богатенький Буратино... — ошеломленно прошептала Оксана, переводя взгляд с меня на маму, с мамы на футляр, с футляра на меня.

Любаша замерла, не отрывая взгляда от серебра с бирюзой, затем побледнела, лицо ее перекосилось, и она, закрыв лицо руками, в голос зарыдала.

— Мама, что ты... — всполошилась Оксана.

— Мне... мне... никто... никогда... — захлебывалась слезами Любаша, пытаясь унять рыдания.

Я отнял ее правую руку от лица, взял из футляра перстенек и надел на палец.

— С днем рождения.

— Я... Я сейчас...

Любаша вскочила из-за стола и выбежала в ванную комнату.

Я развел руками, но довольной улыбки сдержать не смог. Оксана смотрела на меня во все глаза — кажется, я впервые произвел на нее впечатление, — и ее взгляд пробудил во мне давно угасшую надежду, что мы сможем когда-нибудь подружиться. Во всяком случае, мне этого очень хотелось.

Через пару минут Любаша вернулась, обняла меня за шею влажными руками и поцеловала.

— Спасибо...

Она смущенно взъерошила мне волосы и села за стол. Умываясь, она смыла тушь и помаду, и то ли от этого, то ли от беззащитной растерянности показалась мне еще красивее. Я иногда намекал, что макияж ее портит, но она никогда не соглашалась со мной, отшучиваясь, что мне жалко денег на косметику Чисто женская психология — хочется выделиться и одновременно быть не хуже других.

— Надень весь гарнитур, — попросил я.

— У меня уши не проколоты... — покраснела Любаша.

— Тогда кулон.

— Я тебе помогу, — предложила Оксана, подхватилась с места, взяла цепочку с кулоном, накинула маме на шею и застегнула сзади.

— Красавица! — объявил я. — Королева! Коньячку?

— Да... — стесняясь, согласилась Любаша.

Оксана бросила на меня ревнивый взгляд, но в этот раз не отпустила никакой колкости.

Я налил коньяк в рюмочки, а Оксане в бокал компот, и мы снова выпили за именинницу.

— Холодец? — будто извиняясь, предложила Любаша. Лимона под коньяк на столе не было.

— Да.

— С хреном, — пододвинула ко мне блюдечко Оксана.

Я настороженно глянул на нее, ожидая очередного подвоха. Но нет, обычной неприязни в глазах Оксаны не было. Наоборот, прочитал в них нечто вроде удивленного уважения. Кажется, дело начинает сдвигаться с мертвой точки. Глядишь, скоро и у меня будет нормальная семья, как и у всех людей. С любимой женой и взрослой дочерью.

— Спасибо, — поблагодарил я.

— Послушай... — Любаша задумчиво покрутила на пальце перстенек. — Это, наверное, дорого стоит... Откуда у тебя такие деньги?

— Не бери в голову, — улыбнулся я. — Получил сегодня заказ на изготовление куклы, и мне заплатили аванс. Баснословные деньги — пятьсот долларов.

— Это из того бревна, что у тебя в пакете? — не доверила Оксана.

— Из того самого полена, — поправил я.

— Правда? — переспросила Любаша.

— Самая что ни на есть. Предлагаю налить и в третий раз выпить за именинницу.

— Лучше за твою удачу, — не согласилась Любаша. — Чтобы побольше было таких заказов.

— Первые три тоста только за именинницу, — возразил я. — Ты мое счастье и моя удача.

— Тридцать пять, тридцать пять, мама ягодка опять! — высоко подняв бокал с компотом, торжественно провозгласила Оксана, и мы рассмеялись.

Затем все покатилось по известному сценарию праздничного застолья. Ели, пили, говорили о пустяках... Оксана включила телевизор, по которому транслировался юмористический концерт, и мы много смеялись. Затем пили чай со знаменитым Любашиным тортом. Что удивительно, но за весь вечер строптивая Любашина дочка больше не отпустила в мой адрес ни единой колкости.

Когда Оксана наконец выскользнула из-за стола, я положил руку на ладонь Любаши и тихо спросил:

— Я сегодня останусь?

— Что ты, что ты... — зашикала Любаша, покраснела и поспешно выдернула руку — Оксана еще не привыкла к тебе... Я завтра после работы зайду.

Притворно вздохнув, я развел руками и тут заметил, что обтянутый черным бархатом футляр исчез со стола. Я поискал глазами по комнате и в отражении стекол серванта увидел, как Оксана крутится возле зеркала в прихожей, прикладывая к мочкам ушей мамины серьги На душе у меня потеплело и стало так хорошо, будто это был мой праздник. А почему, собственно, не мой?

ГЛАВА ВТОРАЯ

На следующий день резко потеплело, но в сквер торговать куклами я все равно не пошел. Мог позволить себе такую роскошь. К тому же надо было выполнять заказ.

Разогрел пиццу, приготовил кофе, позавтракал и, надев кожаный фартук, направился на лоджию Квартира у меня однокомнатная, небольшая, зато с просторной лоджией, которую я оборудовал под мастерскую. Положив на верстак полено, достал из пакета бумажный сверточек и развернул. В сверточке находился обыкновенный спичечный коробок, а в нем — переложенные ватой два карих стеклянных глаза. Маленьких, как бусины, будто их специально делали для кукол При изготовлении театральных кукол редко используются стеклянные глаза, они встречаются разве что у дорогих игрушек наподобие куклы Барби. Но, как ни правдоподобно выглядят стеклянные глаза, обмануть своим неподвижным взглядом они могут только ребенка. У этих же глаз, стоило мне наклонить коробок, зрачки двигались.