МЫ: повести и рассказы - [6]

Васильев бросил работу. Ходил на свалку каждый день. Безжалостно рушил он свои первые примитивные конструкции: мысль и фантазия его усложнялись, и вот он достиг своего: комнату заполнили, не уничтожив, однако, пространства, пять конструкций, гармоничных сами по себе и гармонично разыгрывающихся друг с другом.

Ему не хватало одного: зрителя.

И он решил позвать соседа Кольцова, который в прошлой своей жизни был инженер, а в этой — сильно выпивающий работник мастерской «Металлоремонта».

И вот, купив водки, Васильев пригласил Кольцова, угостил его водкой — и показал.

Кольцов осмотрел, ковыряя в зубах спичкой, и сказал:

— Нормально.

— Если б вы знали, как это трудно! — воскликнул Васильев. — Из хаоса извлечь сперва нечто загадочное, долго ломать голову о его предназначении, искать сочетания, раскрывая загадку каждой детали, каждого узла…

— Уж и узлы, — сказал Кольцов. — Знаю я эти узлы. Это вот — релонгаторный шатун. Вы его задом наперед присобачили.

— Искосый рычаг стойкости, — поправил Васильев.

— Сам ты искосый, — дружелюбно сказал Кольцов. — Говорю тебе: релонгаторный шатун. А вот крепежный контрбаланс, почти новый…

— Меридиан плоскости и пространства, — поправил Васильев, становясь хмурым.

— Контрбаланс, говорю, к нему еще брубитель нужен, а вот и брубитель! — обрадовался Кольцов и вытащил его из другой конструкции, отчего она сразу рассыпалась.

— Пошел вон, — сказал Васильев.

— Да ладно тебе! — отозвался Кольцов на приятельскую шутку и продолжал рассказывать:

— А это вот — кронплексы, а вот переходник траверса на систему подвески, а это диссель двухтрубчатый, а это…

— Васильев взял то, что Кольцов назвал дисселем двухтрубчатым, а для него было тоннелями встречных струй энергии, поднял над головой Кольцова сказал:

— Уйди.

И Кольцов ушел, обиженно косясь на недопитую водку.

Васильев же восстановил конструкцию, разрушенную Кольцовым и включил свет, который у него был устроен разнообразно и прихотливо. Глядя, как блики отражаются от искосого рычага стойкости, вспыхивая над меридианами плоскости и пространства, замирая над вечно гудящими тоннелями встречных струй энергии, он усмехался, думая о бедном Кольцове. Встав в известную ему точку, он вытянул руки над головой, поймал струю энергии, уменьшился до невидимости и полетел сквозь тоннель, голубые стенки которого мерцали где-то высоко над ним, глубоко под ним, далеко справа и слева, и путь к концу тоннеля не близок, и многое, многое может встретиться на этом пути, каждый раз — новое, но все не то, не то, что Васильев ждет и ищет…

КРАТКИЕ ОЧЕРКИ О САРАТОВЦАХ

Конечно, следовало бы рассмотреть развитие уникального саратовского характера в историческом срезе на протяжении четырех веков — столько существует город Саратов. Но это дело будущего. Пока же возьмем саратовцев современных, сегодняшних, живущих в городе, находящемся на перекрестье Востока и Запада, Севера и Юга, городе многонациональном, многослойном и многообразном и при этом монолитном, несмотря на свою разбросанность по окрестным холмам и миллионное народонаселение.

Моя задача — дать метод. Он — в полной правдивости и краткости. И, прочитав три-четыре наброска, каждый саратовец, мало-мальски владеющий пером, может продолжить начатое.

Итак:

* * *

Саратовцы довольно рассеянны и часто теряют ключи от квартиры. Зная об этой своей особенности, они прикрепляют к связке ключей металлическую бирку, на которой выбит подробный адрес, телефон, а самые скрупулезные указывают время, когда их можно застать, чтобы нашедший ключ не таскался попусту, а попал точно в то время, когда хозяева будут дома. Как правило, тем, кто нашел ключи, предлагается материальное вознаграждение. Как правило, от него отказываются, тогда хозяева усаживают пить чай, ведут дружеские беседы, и часто после этого завязывается дружба семьями: едут вместе по грибы, ловят рыбу, сидят у костра, поют песни.

* * *

Саратовцы равнодушны к объявлениям, помещенным на специально приспособленных для этого щитах. Они уверены, что там ничего интересного быть не может. Зато объявления, наклеенные на заборе, на стене, на столбе, вызывают жгучее любопытство. Я сам видел: какой-то шутник повесил каким-то образом свое объявление на столбе на высоте метров примерно четырех. Собралась толпа. Она, задрав головы, пыталась прочесть, что написано. Росли любопытство и раздражение. Чуть было не побили человека в очках, который не хотел сказать, что прочел, а все думали, что если он в очках, то видит. Кто-то предложил сбегать за биноклем. Но пока бегали, появилась откуда-то лестница. Небольшая потасовка за право лезть первым — и вот крепкий парень полез, достиг и прочел вслух. Повторить объявление я не могу, оно было матерным и по форме, и по содержанию. Парень слез, но толпа не разошлась, потому что каждый хотел убедиться своими глазами, что написано именно это. В течение восьми дней не иссякал здесь народ, а потом хлынул ливень и объявление смыло.

* * *

Саратовцы в своем большинстве выходцы из деревни, поэтому тяга к природе в них неистребима. Мой сосед, имея благоустроенную и даже роскошную квартиру, никак не привыкнет выпивать дома, в тесных стенах. Вынув из холодильника две бутылки коньяка, он выходит во двор, садится в теньке, разувается, раскладывает на газетке бутерброды с черной и красной икрой — и выпивает. Потом ему, вспомнившему деревенское детство, начинает хотеться рубить дрова и ухаживать за скотиной. Дровами ему служит грибок детской песочницы, а скотиною — жена. Но ни общественность, ни милиция не могут этого понять, и это странно, потому что и общественность, и милиция, по моим наблюдениям, тоже имеют крепкие деревенские корни. Наверное, им хочется их выкорчевать, но делают они это, как нам всегда было свойственно, у других.