Мы ничего им не должны! - [61]

– Зачем пеленки матушка? – подивился тогда унтер-офицер, как минимум года два-три детей у них с Глашей не будет, разве что, теща – себе кого-то завела и снова рожать собирается…

– Тьфу на тебя охальник! О твоих внуках забочусь. – угадала его мысли женщина, и отвесив непутевому зятю шуточный подзатыльник, расхохоталась, она давно уже посвятила себя исключительно дочерям, больше после утраты супруга в этой жизни у нее никого не осталось.

А вот Глаша ничего купить не наказала, забыла за различными заботами похоже, слишком она у него еще молодая и неопытная… Сашка несколько минут прикидывал, разбудить жену и спросить или нет. Он не решился, слишком уж ровное и легкое у нее, почти детское дыхание, грех тревожить такой безмятежный сон.

Стоп, а где же Машка, ведь рядом была, куда она делась?! Паническая мысль на секунду другую пронзила ледяной иголкой сознание, он пошарил рукой за Глашей и успокоился, здесь она негодница такая. Почему не с ним, так она ночью "до ветру" из избы выбегала и вернувшись легла на другой край кровати. Окончательно успокоившись, он осторожно потрогал, поласкал грудь спавшей рядом жены, стараясь нащупать через ткань ночной сорочки небольшие, почти детские соски. Странное дело, в последний раз когда он это проделывал, ощущения были другие, тут груди по размеру что-то вроде "персика" или даже среднего "апельсина", а тогда на Псарском пруду Глашенька померяла свой бюст и разревелась – он неловко утешил, что "вырастет еще". Скорее всего связано с тем, что там она стояла, а здесь лежит на спине, другая поза и мышцы расслабились – в анатомии Сашка надо сказать был не силен и не стал докапываться до причину странного феномена. Кто это еще может быть – только Глаша, вот и Машка за ней пристроилась, прижалась к теплому боку сестры, можно и ее нащупать, спит как убитая, только носиком сопит простуженно. И одеяло с него стянули полностью без остатка, чтоб укрыть получше это вечно мерзнущее по ночам, мелкое и весьма пакостное "сокровище".

В какой-то момент у него возникла идея заняться с Глафирой любовью, но накануне девчонка уже и так сильно "пострадала", и поэтому он решил ее сегодня поберечь. Что поделать, проклятый деревенский консерватизм, девки готовы терпеть боль и неудобства, но чтоб было "по-людски". Дарья дочку обычно потом утешает: "Живот на живот – и все само заживет", что поделать традиция, черта с два сломаешь. Любые новации по части секса однозначно воспринимаются негативно, чуть что, так сразу начинается скандал и слезы: "Экий срамник, экий кобель!", или как вариант: "Грех-то какой Сашенька, прости господи". Прошлым вечером Александр попытался заставить жену лечь с ним спать обнаженной. Не преуспел, какое там, Глаша руками замахала как вертолет лопастями, или ветряная мельница крыльями – "срамно, срамно". Начал он тогда ее как ребенка уговаривать и упрашивать – смотри: окна в доме занавешены, дверь на крючок заперта. Никто из посторонних его застенчивую Глашеньку не увидит, за исключением разве, что ее же младшей сестренки – Машки, но ведь та еще маленькая и к тому же близкая родственница… Мария, к слову, своей наготы не стесняется совершенно, и пока сестра при свете керосиновой "летучей мыши" зашивает ей порванную ночную рубашку, спокойно разгуливает по дому в чем мать родила, да и во двор так нагишом выйти может, если ее не удержать.

– Бери пример с сестренки! – пошутил Сашка и не преминул ущипнуть младшую за тощую попку, в ответ его больно стукнули в бок маленьким но твердым кулачком, это Машке такое обхождение не понравилось, и она моментально отомстила обидчику.

– Да что ты Сашенька городишь, экий срам! Она ж еще дитя малое и неразумное. – застеснялась Глаша, покрывшись густым румянцем до корней волос, словно не сестре, а ей предлагали пройтись в костюме Евы по единственной улице села.

Но так она выглядела совершенно бесподобно, и Александр чуть было не накинулся на девушку, помешала как всегда свояченица Машка, как бы случайно влезшая между ними. Спор закончился тем, что удалось уломать упрямую девчонку на компромиссное решение: пойдя навстречу настойчивым требованиям мужа, Глаша согласилась одевать на ночь свою старую "детскую" сорочку, из которой давно выросла. Это одеяние все же доходит ей только до трети бедра, а не до икр как нормальна "взрослая" ночная рубашка – прямо монастырь какой-то, хоть дырку в этой длинной хламиде не прорезай на уровне паха. Всякий раз когда Сашка пытался заняться с супругой любовью проблема с ночной рубашкой доставляла ему немало тревоги, пока возишься с ней, то всегда есть риск разбудить Марию, которая обязательно пристроится рядышком с сестрой.

Да послал бог супругу, ну ничего уже тут не поделаешь, намедни Сашка вернулся со стрельбища раньше времени и увидел, как его ненаглядная вместе с сестренкой не то в куклы играют, не то ревизию детского "хозяйства" проводят. Разложили на длинной лавке все свои девчоночьи сокровища: сшитых из каких-то тряпочек куколок с глазами-пуговками, цветные камешки и стекляшки, небольшую коллекцию птичьих яиц в коробочке, и нечто знакомое – склянки и шприцы из уничтоженной Машкой аптечки, добралась она все же до красивого пластикового ящика с красным крестом на крышке, как от нее не прятали. Не такая уж необычная для 19-го века картина, здесь в деревне нередко новобрачная, наутро после свадьбы, бежит к матушке, чтоб забрать свои цацки-игрушки. Несмотря на законы ранние браки у крепостных, да и у части казенных крестьян скорее общепринятое правило, чем исключение.