Мы не увидимся с тобой... - [50]

– Никого в ней нет, – сказал Чижов, – или сразу убитые были, или ушли ночью. Что ж бы, они сидели, не показывались?

Танк подошел ближе к самоходке, но больше не стрелял. Было видно, как с него соскочили автоматчики и пошли от продолжавшего гореть «фердинанда» к дороге. Почти одновременно соскочили и пошли к дороге автоматчики и с другого танка.

– Ну что? – сказал Чижов, глядя на «тридцатьчетверку», стоявшую возле «фердинанда». – Теперь для них обстановка ясная. Люк открыли, смотрят. Теперь нас за немцев навряд ли даже вгорячах примут. Но вы все же задержитесь, товарищ майор, пока не вставайте, я сперва один пойду, мало чего. Танкисты – они чумовые.

Лопатин ничего не ответил, зная, что, прав или не прав Чижов, все равно нельзя, чтоб он шел, а ты лежал и ждал, что будет.

Чижов натянул шлем и, повесив на шею автомат, встал и пошел. Таким его и запомнил Лопатин, поднявшегося в одиночку навстречу опасности, маленького, прихрамывающего, в большом, не по голове, танкистском шлеме. Запомнил, еще лежа на земле. А через секунду поднялся и пошел вслед за ним.

16

Вечером того же дня Лопатин сидел в штабе армии у Ефимова, в доме с исправно работавшим от движка электричеством, пил из стакана в подстаканнике крепкий, как деготь, чай и слушал второй за сутки разнос.

Этому разносу предшествовала такая быстрая смена событий, что Лопатин все еще не успел очухаться. Оказывается, наши танки и мотопехота за вечер и ночь прорвали на флангах немецкую оборону и вышли на новый рубеж, Чижов был прав, его не обманули ни слух, ни сметка. Командир разведроты, оказавшийся в одном из танков, к которым они с Чижовым вышли навстречу, сразу же радировал наверх, по команде, о семи сгоревших машинах, людских потерях и найденном корреспонденте «Красной звезды».

Лопатин простился с Чижовым прямо на дороге. Подавленный и примолкший, Чижов сидел на корточках около так и не найденного им ночью, слишком далеко отползшего от машин механика-водителя с головного, первым загоревшегося танка. Водитель, обожженный, с оторванной ступней, был еще жив и, не приходя в сознание, слабо стонал, пока потный санинструктор наново жгутом зажимал ему ногу, кое-как поясным ремнем перетянутую до этого им самим.

Штаб танкового корпуса, куда через час доставили Лопатина, оказался неподалеку, в жидкой рощице, и собирался передвигаться; кругом ничего не рыли.

– Огреб из-за вас выговор от командарма, – сердито сказал командир корпуса, стоя у своего танка и разглядывая положенную на лобовую броню карту. – Знал бы, что вы такая неприкосновенная личность, на выстрел бы не подпустил! А Дудко тоже хорош! Сам вышел – и рад! Докладывает, что в общем и целом завершил. А в частности, про тех, кого захлопнуло, про вас в том числе, только к утру донес, боялся потери преувеличить, надеялся – еще кто-то выскочит! Приказано доставить вас в штаб армии, так и не понял, куда вас требуют – не то во фронт, не то в Москву. Напросились на мою голову! Как себя чувствуете? Мне донесли, что здоровы.

– Сначала все болело. И вообще обалдел. А сейчас нормально.

– Это бывает. С переляку и сознание теряют. Считайте, что вам повезло.

– Так и считаю, – сказал Лопатин. И добавил несколько добрых слов о Чижове.

– Запиши фамилию, – через плечо приказал командир корпуса адъютанту. – Инициалы знаете?

– Имя – Михаил. Отчества не знаю, – сказал Лопатин.

– Ладно, найдем. Дадим «За отвагу» своей властью. А вас, не думайте, не представлю.

– А я и не думаю, – сказал Лопатин.

– А зачем тогда лезли, куда вам не положено?

– Ваша воля была не разрешить, товарищ генерал, – сказал Лопатин, уже давно в таких случаях взявший за правило не давать наступать себе на ногу, – а что мне положено или не положено, как корреспонденту «Красной звезды», я знаю сам.

– Эх, поставил бы я вас сейчас по стойке «смирно».

– Стать? – спросил Лопатин.

– Не дождешься, не поставлю, а то еще напишешь потом!

– В корреспонденции не напишу. Если только в дневник, на память о встрече с вами.

– А дневников в действующей армии вести не положено. Это вам известно? – усмехнулся командир корпуса.

– Это вам, товарищ генерал, не положено, а мне положено. Какой же я без этого действующий? Без этого я бездействующий.

– Хрен его знает, как с вашим братом разговаривать. Благодарность вам, что ли, объявлять, что целы остались?

– А много еще потерь, кроме тех, что у нас? – спросил Лопатин.

– Еще были, – хмуро сказал командир корпуса. – За весь рейд до этого три машины потеряли, а при выходе – девять, не считая бронетранспортеров. Как на разведку плюнем, обнаглеем, так немец – хрясь! – и мордой об стол! Учит нас, учит – никак не научит. Ну? – повернулся он к подошедшему адъютанту, которого отсылал с каким-то поручением.

– Готово, – сказал адъютант.

– Плащ-палатку достал?

– Лежит в машине.

– В плащ-палатку вас обрядим на дорогу, – окинув взглядом Лопатина, сказал командир корпуса, – чтобы там в штабе армии кого-нибудь не напугали. Мы-то тут люди привычные. «Виллис» ваш искать пока некогда, но к вечеру найдем. А вас на своем доставим. И в медсанбат завезем. Пусть осмотрят. А перед дорогой позавтракаем. Знаю, что голодны, но сам со вчерашнего утра не ел. На рубеж вышли, приказ выполнили, но моменты были хреновые, вроде вашего.