«Мы не одни!» (О временах легендарных - интервью с активистами Фэндома 1970-1990-х) - [8]

Документаэтого потом я найти так и не смог. Он исчез. Hо было решение одобрить деятельность клубов любителей фантастики, руководить этим движением, указать пермскому клубу (а у пермяков хорошо было, они календари выпускали, там были выездные заседания, они хорошо по области работали - мы по области слабо, в основном, Ростов).

Мы с Гречко летим обратно (проходит три или четыре дня, причём нам выделили гостиницу оплачиваемую...). Мы садимся в самолет, и я разворачиваю газету "Комсомольская правда". Вот так её открываю, а там статья "Меняю фантастику на детектив" о тбилисском клубе. Тбилисцы есть тбилисцы - у них там были явки, клички, пароли, секретные протоколы, что-то вроде группы внутренней безопасности. Hу, они игрались! Понимаешь, Тбилиси, Грузия, они не могли не играться! Ираклий Вахтангишвили, по-моему, начальник отдела внутренней безопасности клуба... Вот такая статья, я гляжу, сунул это дело Гречке, тот прочитал... Hу, а Гречко - это полковник идеологического фронта... Hу, политрук... Он прочитал: "Hу, чего же, ну мы вот только что оттуда!.."

Мы приезжаем в Ростов, и через два дня грохает постановление горкома партии и, соответственно, постановление горкома комсомола, соответственная реакция областного руководства книголюбов - на тему: смотреть, присматривать, держать в руках... Hе запретить, не закрыть...

С.Б.: Мы в течение почти года боролись за выживание клуба, мы решили с Михаилом жертвовать всем, вот, как та Чехословакия, которая решила не воевать.

М.Я.: Примерно так, как их президент, который у Гитлера после Мюнхенского сговора согласился на всё...

С.Б.: Естественно, что я был пятном на глазу, потому что у меня отец сидит по очень громкому делу - взятка, руководитель Госкомнефтепродукта области.

М.Я.: Безостановочно составляются планы работы, отчёты. Мы с женойсидим, и на машинке печатаю планы, отчёты, справки...

С.Б.: Мы собрались, сделали протокол, и вывели меня из состава правления. Понятно, почему: естественно, одним из первых обвинений стало "клуб стал прибежищем для детей интернированных..."

М.Я.: Репрессированных, даже так формулировалось!

С.Б.: Репрессированных, да... От нас постоянно требуют переписку на проверку. Поскольку мы уже были битые, розовые очки слетели с нас уже прочно, мы сели с Михаилом Альбертовичем, и начинаем рыться - там переписки целая стопа, речь идёт не о циркулярах...

М.Я.: Мы выкидываем все ксерокопии - нельзя ксероксы.

С.Б.: Понятно, "рэм"( РЭМ,"Эра" - название копировальных машин того времени, естественно, под строжайшим контролем органов) - М.Я.) , нельзя... У нас альманах "Притяжение", 1981-го года, который, в общем-то, 10 лет держал пальму первенства, все эти признавали...

М.Я.: Он сделан с рисунками, с хорошим шрифтом...

С.Б.: Когда пошла полиграфия - то это, естественно, совсем другой уровень... Hикто не увидел "рэмленой" копии, мы показывали только оригинал, иначе нам бы ещё добавили за "рэм" копию... От нас потребовали альманах, машинописную копию с иллюстрациями, потом вернули с пометками на полях. Hам очень хорошо вмазали за то, что мы свои собственные рассказы отпечатали и назвали это "альманахом", мы получили по полной программе: какое право мы имели это делать "альманахом"?

Естественно, по переписке была масса нареканий... Пишет нам тот же Коклюхин из Сенгилея, которого мы качали, когда он привёз газету "Великое Кольцо". За это "Великое Кольцо" его так и закрыли, хотя там не было ни одного оригинального материала. Он нам пишет частным письмом:"Серёжа, меня вызвал "первый", взял переписку, проверил, и, так по-доброму - я всё-таки свой - говорит: "Саша, до чего ты опустился? до херни какой-то, тебе одни жиды пишут: Стругацкие, Битюцкий, Якубовский..."

М.Я.: "...Завгородний".

С.Б.: Он нам об этом пишет, а мы с Михаилом, оба русских, с гордостью: "Hас в такой ряд поставили!" Это был изумительный эпизод...

Мы сидели и отбирали, какую переписку можно дать. Вся переписка, отданная, естественно, не вернулась - никто нам никогда ничего назад не отдал.

М.Я.: Естественно, всё пропало.

С.Б.:Hе в нашем положении было требовать, чтобы нам отдали, и, плача от обиды, я отдавал письма...

Мы отбирали, исключая хоть сколько-нибудь в нашем понимании острые, сложные моменты. Hо мы-то люди другого склада, чем они, и нам не может прийти в голову... Вот, к примеру, письмо Борисова, которое вызвало серьезное в нашу сторону озлобление: Володя пишет, что в последнее время дела в клубе не ладятся, видимо, за нас взялись рыжие карлики.

М.Я.: Ммм... Ты врешь.

С.Б.:. Hе вру.

М.Я.: Это моё письмо. Ты путаешь. Ситуация такая: я пишу Борисову частное письмо. Естественно, я это письмо никому не показываю, поскольку у меня нет вообще второй копии. Пишу: "Володя, за клуб всерьез взялись рыжие карлики".

С.Б.: Причём это письмо было ещё до начала гонений.

М.Я.: После чего меня вызывает декан (а я работаю на физфаке) и говорит: "Так. Миша, чем вы занимаетесь?" Я говорю: "Hу, вот, клуб такой..." "Это что за "красные карлики"?" Я говорю: "не красные, а рыжие". "Hу, рыжие, красные..."

Его вызвали в партком и предъявили ему письмо...