Мы не могли разминуться - [4]

и на водительские права. Я помнила себя в его возрасте, мне тогда хотелось только одного: стать самостоятельной, избавиться от опеки родителей – которых обожала, – проводить время с друзьями, чувствовать себя свободной. Ноэ сейчас как раз на этом жизненном этапе, и я изо всех сил старалась отпустить его, не давить. В этом заключалась моя роль, хотя, если я хорошо играла ее, в сердце возникала пустота. Вот это и значит быть матерью… Не скажу, что я гиперопекающая мамаша-наседка, но я растила сына одна, и само по себе это могло бы послужить мне оправданием. Однако я опасалась, как бы Ноэ не задохнулся от моей непрестанной заботы, и потому предоставляла ему максимум свободы, доверяла ему. Но главное, я считала, что мне с ним повезло. Наше взаимопонимание помогало нам оставаться близкими, невзирая на беспощадно убегающее время.

Назавтра я проснулась слишком рано. Я уже привыкла к тому, что, если его нет дома, я все время начеку и мне не удается поспать подольше. Немного поиронизировав над собой, я приняла долипран и сварила кофе. Проглотив некое подобие завтрака, я потянулась за телефоном и позвонила родителям с традиционным новогодним поздравлением. Я рассказывала им о вчерашней вечеринке, когда пришло сообщение от Ноэ с просьбой заехать за ним.

Едва я припарковалась возле дома, где он встречал Новый год, на пороге появилась четверка слегка потрепанных подростков. Судя по их виду, они практически не спали, от них сильно разило пивным перегаром и потом, а также ароматами разных смесей, состав которых я предпочитала не знать. Я удостоилась произнесенного хором “С Новым годом!” и пахучих поцелуев приятелей Ноэ. Я у них пользовалась некоторым авторитетом, и мое присутствие ребят не напрягало, поскольку они считали меня более крутой, чем их собственные матери, на том основании, что я была лет на десять моложе.

– Мам, тебе не трудно отвезти…

– Легко, только сначала скажите, вы уверены, что все прибрали у Бастьена?

Я опасалась даже представить себе размеры бедствия. Я бы ни за что в жизни не пустила их в свой дом. Они победно переглянулись – это означало, что они сделали все необходимое, с их точки зрения, для уничтожения следов разгрома и, главное, просить их еще о чем-то бесполезно. Милые мальчики! Я закатила глаза, но их реакция меня позабавила.

Мне пришлось целый час работать водителем, развозя детишек в разные концы города, и только после этого мы вернулись домой.

– Хочешь есть? – спросила я слегка зеленоватого Ноэ.

– Не очень.

Мне было смешно, но я решила, что пора положить конец его мучениям.

– Пойди быстренько прими душ, почисти зубы и ложись поспи. Думаю, это лучшее, на что ты сейчас способен.

Он даже не пытался спорить.

– Извини.

Я взъерошила его слипшиеся волосы.

– Оставляю тебя в покое, но хотелось бы, чтобы ты был в форме, когда выйдешь из своей комнаты.

Он благодарно поцеловал меня и направился к лестнице.

– Мама? Мы сегодня вечером театром займемся?

Моей улыбки ему хватило. Я слышала, что перед тем, как провалиться в сон, он звонил бабушке с дедушкой и Полю, разговор с которым, по обыкновению, затянулся.

Ближе к вечеру он выполз из своей берлоги и присоединился ко мне на диване, где все уже было готово для нашего ритуала. Когда он был маленьким, я изготовила большую доску, которую мы назвали “Театр Ноэ и мамы”. Она менялась вместе с моим сыном и возвышалась на каминной полке. Каждый год тридцать первого декабря – или первого января, с тех пор как он стал проводить новогоднюю ночь с друзьями, – мы с ним ели блины и выбирали фотографии, сувениры, например, билеты на концерт, на поезд или самолет, положительный отзыв учителя – в общем, все те мелочи и не мелочи, из которых и состояли двенадцать последних месяцев. Все это я объединяла в коллаж. В этот раз выбрали билет на парижский концерт Fauve, куда я свозила Ноэ с четырьмя его друзьями. Это было не так уж легко, но я получила большое удовольствие. Я со стороны наблюдала их восторг, и это было классно. Затем мы взяли фотографии последних летних каникул на Крите: одна из них была с нашей недельной поездки вдвоем на автомобиле, а вторая из летнего клуба, где Ноэ учился виндсерфингу и завел дружбу с новыми приятелями… В ту неделю мы с ним едва виделись. Еще мы вырезали рецензию на его первое сочинение по философии, великолепный текст обо всем и ни о чем, за который он заработал четыре балла из двадцати, мощную головомойку от меня, а также похвалу от своего преподавателя за оригинальность и перспективность подхода.

С каждым годом я все лучше и лучше, если такое возможно, понимала: неслыханная удача, что в моей жизни есть сын. Моменты, которые мы проживали вдвоем, были драгоценными, они позволяли отвлечься от каждодневных забот, забыть о своих ошибках, а заодно и о теневых сторонах моего существования.

Мы все выбрали, наклеили, и преисполненный гордости Ноэ пошел устанавливать доску. Как только он стал достаточно сильным, чтобы поднимать ее самостоятельно, без моей помощи, это стало его обязанностью, которую он очень любил.

– Посмотришь, что получилось, мам?

– Сейчас иду.

Мы, конечно, имели право гордиться своей работой, и меня особенно трогало, что Ноэ не отрывает глаз от доски. Однако на этот раз сердце у меня сжалось сильнее обычного. Меня словно отбросило в прошлое. Чем старше становился сын, чем заметнее превращался в мужчину, тем более очевидным было его сходство с отцом. Он отреагировал на мое волнение.