Мы-курги - [12]

Мы поднялись на веранду.

Дом оказался старым и большим. Солнце село, и теперь отовсюду из углов наползала темнота. С веранды я попала в центральный зал. В нем было не менее ста квадратных метров. В середине зала темнело углубление, похожее на мелкий колодец. Из квадратного отверстия, проделанного в крыше, в «колодец» капала дождевая вода. Дождь был небольшой, и редкие его капли, срывавшиеся с крыши, гулко шлепались в воду углубления. Такой «колодец» существует в каждом традиционном доме предков. В далекие времена он спасал осажденных от жажды.

Старушка зажгла масляную лампу, и она тускло осветила темные деревянные колонны, поддерживавшие крышу зала, длинные деревянные скамьи между колоннами и детей, тихо сидевших на этих скамьях. Из кухни, примыкавшей к залу, тянуло дымом, и отсвет пламени очага плясал на каменном полу. Так было сто лет назад, так осталось и сейчас. На потемневшей от времени стене висел сундук, и он, конечно, привлек мое внимание. Я привыкла к тому, чтобы сундуки стояли. А этот почему-то висел. Старушка заметила мое недоумение, скользнула к сундуку белой тенью сквозь сумрак зала и коснулась тонкой морщинистой рукой поверхности сундука.

— Здесь все ценности нашей семьи. Они неприкосновенны и переходят из одного поколения в другое. Это наше достояние и наша гордость. Поэтому сундук должен висеть на видном месте. Чтобы все знали и помнили.

Я провела рукой по гладким, темным доскам сундука и почти физически ощутила ток долгих веков. Сундук был старинный, и даже хозяйка дома не помнила, кто из далеких предков заказал его малабарскому мастеру.

Разглядывая зал, я заметила, что в нем не было окон. Только двери — не менее двадцати. Двери вели в комнаты, отделенные одна от другой сплошными перегородками. В этих комнатах, как выяснилось, раньше жили сыновья и внуки старушки со своими семьями.

— Теперь они уже здесь не живут, — печально сказала старушка. — Времена настали другие, и дети разлетаются из своего родного гнезда. Кто работает в Меркаре, кто учится в Мадрасе, кто служит в армии. Но они часто сюда приезжают и недолго живут. Ведь это их дом. Каждый из них знает, что в доме предков их всегда ждет зажженная лампа, своя комната и блюдо с рисом.

— Смотрите, это канникомбре, — и показала на одну из дверей.

— Но я не знаю, что такое канникомбре.

— Как не знаете? — искренне удивилась старушка. Но через мгновение рассмеялась тонко и дребезжаще. — Совсем старая стала. Вы ведь не из Курга.

— Не из Курга, — подтвердила я.

Канникомбре была самой священной комнатой в доме. В этой комнате, как сказала старушка, «жили духи предков». Так первый раз я встретилась в Курге с духами предков. В этой комнате молились духам предков, испрашивали их благоволения и благословения, проводили церемонии в их честь. Канникомбре оказалась на удивление пустой. Рядом с небольшим решетчатым окном была расположена деревянная полка, на которой слабым огоньком мерцал светильник. Около светильника стояло несколько медных тарелок или блюд. Тут же лежала гирлянда засохших цветов. Вот, пожалуй, и все. Надо полагать, что духам в этой комнате было неуютно, зато просторно.

Из мира духов мы вернулись в мир земных дел. Самым «земным» помещением в доме был чердак. По широкой деревянной лестнице мы поднялись на него и попали в сложное переплетение стропил и перекрытий. Узкие чердачные окна были похожи на бойницы. И хотя было уже темно, я поняла, что сквозь эти окна-бойницы хорошо просматривается местность. И это было немаловажным обстоятельством в условиях осады. О прошлых осадах мне напомнило и большое количество продуктов, хранившихся на чердаке. На стропилах висели связки бананов, большие высокие корзины были наполнены неочищенным рисом — падди, а в массивных деревянных сундуках лежал очищенный рис, в корзинах, похожих на огромные горшки — хумы, были соль, перец и плоды мыльного дерева. В больших керамических горшках находилось топленое масло — гхи. На мой взгляд, на чердаке содержался не менее чем полугодовой запас провизии, рассчитанный на многочисленную семью.

Мы долго еще бродили с хозяйкой по этому большому старинному дому, и я все больше и больше понимала, что значит такой дом для традиционной семьи кургов. Веками здесь складывалась та лаконичная целесообразность, которая ясно отражала и образ жизни кургов и особенности их мышления и веры. Каждая деталь в доме имела свое название и точное предназначение. Нарушения этого предназначения никогда не допускалось.

Именно здесь, в доме предков, и протекает в XX веке та своеобразная жизнь прошлого, без которой, наверное, и не было бы Курга современного — такого, каким я его увидела. Наезжающие сюда временами члены семьи не приносят с собой свои заботы и хлопоты. Никому не приходит в голову устроить здесь контору или построить механическую мастерскую. Врач не станет принимать в этом доме своих пациентов, а адвокат не «осквернит» его стен папками с делами своих клиентов. Ибо дом предназначен не для делового и современного Курга, а для того, чьи связи с прошлым еще крепки и живы. Священна память о предках, священен их дом. И поэтому дом предков предназначен не только для жилья, но и для всего того, что имеет отношение к ритуальной стороне жизни кургов. Именно здесь, а не в другом месте, отмечаются и проводятся церемонии. Именно здесь семья собирается на традиционные праздники. Эти церемонии и праздники теряют свой смысл, если они происходят в другом месте. Только в доме предков есть все необходимое для ритуала. Перед канникомбре — комнатой духов предков на цепях висит медная лампа. Ее каждое утро зажигает старейшая женщина семьи. Лампа священна, ибо она символизирует единство и сплоченность семьи перед лицом ушедших предков. Лампе поклоняются и лампе молются. Лампа — участница и необходимая деталь всех церемоний. И не только церемоний. Если вы перед лампой даете или берете взаймы деньги или заключаете какое-то важное соглашение, вы не нуждаетесь ни в каких документах. Безмолвный «священный свидетель» надежно скрепляет вашу сделку. И после этого никто не смеет ее нарушить.