Мы — из дурдома - [26]

— Как фам стесь живьется после Швеции?

— Да как, как… Ни бабы, ни Карлсона, ни Педерсена — никого… Как… Вот как! Как накакал, так и съел. Один я, как белый перс. Грачи вон прилетели: ах, мать моя Елена! Где мы? Кругом клиника, а своих нет! — отвечал Фрол, продергивая дратву через кусок черного вара.

— Чем ви занимались в Россия то фашего перелета, косподин Ипатекин?

— Трудом своим приближал момент, когда Россия вспрянет ото сна, — отвечал Фрол Ипатекин, зубами перекусывая дратву. — И на обломках самовластья напишет грустно: вот те на-а-а!.. Что еще? Почетными грамотами по осени утеплял кабинет уборной. Сортир, по-вашему. Цыплят считал в ту же печальную пору. Люди меня уважали даже сильней, чем бухгалтера…

— Но почему, почему, почему ше тогда фы предпочли Швецию, господин Ипатекин? С какими чувствами нынче вернулись фы в новую, темократическую Россию?

— Дураком был — вот почему! Теперь-то я за самовластье, нынче я осознал это всем бессмертным духом своим, и со всей искренностью сердца своего говорю тебе, тюбик ты импортный, что поднимается со дна морского и выходит на поверхность могучий материк, имя которому Всевеликая Православная Свято-Царская Российская Держава. Именно сию Православную Державу Господь поставит богом для твоего спесивого Запада, как некогда поставил Моисея богом обезумевшему от гордыни фараону! — сказал Фрол, не покидая рабочего места и не переводя дыхания. — Я тихо жду этого часа в своей деревне Ипотечкино. Гоню домашний свежий самогон, но не пью, мне и без того не скучно. А в «дурке» тогда скучно мне стало. Прикинь сам. Воробьев Юра в третий уже раз женился на медсестре из физиотерапии. Сеня Парамарибский отъехал в Израиль. Меркурьев где-то в Никарагуа бескровную революцию продавал. Продавал, продавал — продать не мог. Скучно без воли поговорить с умными гражданами. А о ту пору ветры, вообще-то, текли на Канаду, — отвечал он далее. — Сочинил я аппарат из резиновых изделий, насушил сухарей в котельной. И взлетели мы с Мыколой Михалевым. Штурман Изя рулит себе на тихую Исландию, как Бобби, этот самый, Фишер. Но! Девяносто импортных «костюмов» — разве это изделия для нашего сурового климата? Они лопнули один за другим в области стратосферной верхотуры. И в итоге — нас снесло к фиордам королевства Швеция воздушным Гольфстрёмом!

— Фи имеете ф фиту Кольфстрим?

— Гольфстрём! — подчеркнул Фрол Ипатекин. — Мне стало стрёмно играть в гольф на полянах сытого шведского социализма, когда мое капиталистическое Отечество в опасности.

— Уточните, пожалуйста, смысл фашего калампуура!

— Уточняет пуля-дура, но никак не я, дурак… — говорил Ипатекин иносказаниями. — Всяк ведь в деревне знает: Фрол — дурак. А дураки — они, вестимо, аки малые дети. Так? Но поставьте малого и глупого ребенка возле двух картин: одну намалевал Шагал, а иную — написал Левитан. К какой картине потянется ребенок своей непорочной ручонкой? Бесспорно, к картине Левитана! Он, дите, чувствует и отличает прекрасное от дешевки до тех пор, пока ему всесветные перекупщики и барыги голову не заморочат. Так и я, как дитя, потянулся к нашей тамбовской осени, она мне, дураку, дороже медных крыш шведского королевства. Так я понимаю жизнь, господа большевицкие писаки!

— Но я не польшефик! Я — липераль!

— Тот не либерал, кто коммунякам задницу не подтирал. А мертвым оно без разницы, кто и чем их убил: шашкой, пулей и газами или голодом, холодом и реформами, — доступно объяснял Фрол. — Нам, дуракам, тоже это не важно, нам очевиден результат. Я очень невежественный человек, но сегодня, когда я вижу вас, большевиков, у меня такое чувство, что этот самый «призрак коммунизма» зацепился своим хэбэушным балахоном за угол Кремлевской стены. Почему именно у нас, в России? А мне кажется, трюкачи вы наши дорогостоящие, что он, призрак-то, за углом надевает шинель Дзержинского. За другим углом рядится в белые одежды — Мамона, библейский кумир наживы. Он пристроился у Кремлевской стены на замену Марксу! Каков вывод для аборигена? Он думает: стало быть, наступают времена, когда в этой жизни опять будет место подвигу? Он мнит: зреет, зреет Великий Белый Поход!.. А вот теперь поведай мне, писун: почему ты лысый? Не скин ли ты, часом, детка? Нынче ведь всех лысых туда записывают. Слышал, небось?

— Я лисий, но не притый, косподин Ипатекин, — без тени смущения пояснил лысый, но не бритый лысый детка. — Есть расница? А фы, похоже, русский националист, косподин Ипатекин, а?

Тут Фрол откинул валенки и сказал тем же русским языком:

— Мне — разница есть, а вам, похоже, нет ее. У вас своя свадьба — у нас своя свадьба. Про грязные слухи типа «русские фашисты убивают и едят без соли всех нерусских» — я просто молчу. А поживши в Европе, скажу, что демократия ваша — одна видимость. Почти все коренные народы становятся националистами по факту бытия, определяющего сознание. Да, все, кроме затурканных поборами немцев. Но всем им ежедневно вбивают в мозги толерантность, толерантность, толерантность… Касаясь же второго вопроса, отвечу тебе так: несмотря на наличие аттестата школы-десятилетки и комсомольскую юность, я не националист, я — расист.