Мы из ЧК - [75]

Асадулла Хафизов был осторожен. Мусульмане в Кульдже еще не знали, что под личиной смиренного служителя ислама скрывается авантюрист, готовый во имя восстановления в Туркестане прежних порядков поддерживать любые антисоветские акции. Именно на этом совещании у шейха возникла мысль: взять на себя обязанность организатора всей работы, направленной против Советской власти в Туркестане и Семиречье. Губернатор знал о той роли, которую играл шейх, будучи в составе правительства «Кокандской автономии», и в своих высказываниях по обсуждаемым вопросам не раз ссылался на Хафизова, как человека, хорошо знавшего сложившуюся в Семиречье и Туркестане обстановку.

В конце совещания было принято решение: шейх поедет в советский Туркестан и будет там жить до особого распоряжения. По легенде, Асадулла должен появиться на земле большевиков как поборник революционных идей.

— Сложная задача, — говорил шейх. — Ведь я повсюду известен как панисламист.

— Для пользы нашего дела нужно перестроиться, — ответил Ю-чен, — Для начала станете членом подпольной революционной организации, которая действует в Кульдже среди уйгуров.

В июне 1921 года шейх Хафизов нелегально перешел советско-китайскую государственную границу и остановился в Алма-Ате. Здесь он объявил себя поборником революционных идей среди уйгурского населения, распустил слух, что вместе с Абдуллой Розыбакиевым, другими делегатами выезжает на III конгресс Коминтерна. Сам же уехал в Узген, а через некоторое время появился в Андижане. Здесь шейх нашел своего друга Али Хаджу и с его помощью проник в революционно настроенные круги уйгуров. Асадулла посещал собрания и митинги, встречался с нужными людьми. Вскоре он завоевал среди уйгуров авторитет, прослыл и революционером.

Используя оказанное доверие, шейх пробрался на пост председателя правления союза «Кошчи», организованного в Андижане.

Во время государственного размежевания и образования среднеазиатских советских республик Хафизов вместе с буржуазными националистами Касымом Алиевым, Карим Ахун Хабибуллой Ходжаевым, Али Ходжой, Нурасом Ходжаевым и другими вел антисоветскую националистическую агитацию за выделение уйгуров в автономную область. Боясь ответственности за эти действия, срочно выехал из Андижана и в декабре 1924 года вновь прибыл в Алма-Ату.

…Наблюдая за поведением Хафизова, Михаил Петрович Хлебников установил, что среди знакомых шейха есть и члены партии. Доложив об этом руководству, Хлебников решил переговорить с Бахтиевым Абдурахманом, кустарем-шапочником, и, выбрав время, направился к нему в дом, рассчитывая поначалу заказать новую шапку, а затем, если позволят обстоятельства, расспросить у него и о шейхе.

Бахтиев радушно встретил Михаила Петровича, провел его в комнату, в которой жил и работал. Закрыв за собой дверь, хозяин любезно спросил, что хочет заказать гость.

— Вы верующий? — спросил Хлебников, когда разговор о новой шапке подошел к концу.

— Нет, — ответил Бахтиев. — А что?

— Недавно я был на мучном базаре и около мечети, что напротив мясных рядов, видел вас в обществе шейха, имама уйгурской мечети.

— Да, я знаком с шейхом, — ответил кустарь-шапочник. — Кто из местных уйгуров не знает его. Он, как смола, липнет ко всем. Приехал сюда, кажется, в 1921 году, и первое время говорил, что там, в Кашгаре и Кульдже, якобы участвовал в революционных организациях. На этой почве, собственно, и началось наше общение с ним. Я говорю наше, потому что с ним поддерживают товарищеские отношения многие местные жители. Я знал, что он уезжал в Андижан, но потом вновь вернулся в Алма-Ату и вот уже года два проживает здесь. Большинство моих знакомых считают шейха панисламистом, говорят, он не может принести пользы для революционно настроенных уйгуров. Он связался с проживающими в городе торговцами-кашгарцами и с их помощью занял пост имама уйгурской мечети. Как-то в беседе шейх пытался склонить меня к выходу из рядов партии.

— Каким образом? — насторожился Хлебников.

— Узнав о материальных затруднениях в семье, сказал, что я, хожу безработным, а большевики не помогают мне ни в чем. «Брось это, — говорил шейх. — Займись своей профессией — шей шапки».

Шейх установил знакомство с членом партии Давлетовым. Тот был даже гостем Асадуллы, а когда заболел, то шейх приводил к нему трех мулл, которые читали над лежавшим без сознания Давлетовым страницы Корана.

— Мне также известно, — говорил Бахтиев, — что шейх занимается выдачей справок уйгурам, дунганам и даже китайцам, приезжающим из Синьцзяна в основном нелегально, а также проживающим здесь бывшим подданным Китая, удостоверяя их личность, китайское подданство. Гоминдановский консул на основании этих справок выдает китайские паспорта.

— Есть ли у шейха на это какие-то полномочия?

— От Советской власти у него полномочий нет. А вот с консулом шейх, очевидно, установил тесный контакт. Он, как я думаю, имеет связи как с самим консулом, так и со многими служащими консульства. Как-то ездил даже на пикник, который консул устраивал у себя на даче.

Бахтиев умолк. Видно, о чем-то напряженно думает. Хлебников тоже молчал, ожидая, что еще скажет собеседник. Бахтиев продолжил свой рассказ: