Мы играли с огнём. Мистический роман, основанный на реальных событиях - [5]

Глава 4

«Дьявола не бывает».

Эми говорила не так. Однажды Мэгги корпела над скучным сочинением про грех и искушение. Перекатала пару отрывков из Библии и наобум подкинула пару мыслей о Сатане, которые должны были угодить учителю.

Эми нравилось помогать ей с домашней работой. Не презрительно поправлять, как отец. Ей нравилось обсуждать. Она вечно спрашивала что-нибудь вроде: «Так думает твой учитель. А что думаешь ты?» Или ещё возмутительней: «Так написано в Библии. А что сказала бы ты?»

Она прочитала сочинение Мэгги, улыбнулась и сказала:

– Так-то ты представляешь себе дьявола?

– Наверное.

– С копытами и хвостом?

– Его таким рисуют на картинках.

– Он толкает нас на грех?

– Наверное.

– Интересно, так ли уж прост грех.

– Мне переписать?

– Интересно: если речь о грехе, может, стоит волноваться не о человеке с вилами, а о нас самих? И о том, как мы живём в этом мире.

В разговорах с Мэгги Эми часто начинала с этого захода. Будто не хотела наставлять, а просто мягко расшатывала засевшую идею, смотрела, что будет, если она ослабнет.

В Рочестере Мэгги начала меняться. Не просто из-за города, собраний или книг и брошюр Эми. Появилось что-то внутри. Какое-то движение, какая-то новая и опасная энергия в теле.

Мэгги чувствовала, как оно начиналось в суставах – искрящееся, болезненное, а потом распространялось по телу и подступало к горлу. Вплоть до того, что порой ночами она вжималась в подушку, чтобы не закричать, или впивалась зубами в руку, или её подмывало швырнуть кресло, – и внутри для этого росла сила. «Ненавижу тебя», – думала она ни о ком конкретно – просто накатывало такое чувство. Накатывало и изливалось из неё.

Потом она думала: «Я плохой человек». И обращала эту ненависть на себя. Стояла на крыльце дома Эми и Айзека, пока отец не затаскивал её внутрь.

А иногда казалось, она вот-вот заплачет – при виде птички, или от шороха дождя по листьям, или от внезапного прилива любви к матери, сидящей за столом с какой-нибудь книгой – наверняка от Эми. А потом Мэгги опять опрокидывало в ярость – на всех. За то, что они такие, какие есть, за то, что не знают её, а думают, будто знают. А потом – спокойствие; она прижималась к матери, смотрела, что та читает, подносила к странице свечу, чтобы было лучше видно.

А потом Эми спросила:

– Так-то ты представляешь себе дьявола?

Может быть, он и не человек с вилами, но казалось, что всё-таки человек – или принимает человеческое обличье. Возможно, обычного мужчины – худого белого мужчины в костюме. Так Мэгги начала его воображать. Как-то раз нарисовала в уголке тетради дядьку в пиджаке, с вытянутым лицом и плоскими поблёскивающими глазами, как две монеты. Потом сама испугалась и зачиркала.

На следующий день отец приколачивал доску поперёк двери в подвал. Мэгги задержалась у кухонного стола. Отец весь изогнулся, прижав доску плечом, и пятью ударами чётко вогнал гвоздь в верхний левый угол. Вынул ещё один гвоздь изо рта и аккуратно примерился к нижнему углу.

– Что ты делаешь?

Он выпрямился, постучал костяшками по доске, словно проверяя на прочность, и бросил на Мэгги быстрый взгляд, намекая, что это глупый вопрос.

Мэгги уточнила:

– Зачем ты это делаешь?

– Твоя мать, – сказал он.

– Она там?

– Она там что-то слышит. Думает, это какой-то зверь. Будто кто-то поднимается по лестнице.

– Там никого нет. Мы же обе спускались… – она осеклась. – Я хочу сказать – а там правда кто-то есть?

Он нахмурился.

– Если и есть, то уже не вылезет.

От мысли о том, что дверь навсегда закроют, внутри что-то тревожно забилось. А вдруг булавка так и лежит в подвале? Вдруг Мэгги её проглядела в прошлый раз?

К тому же это запретное место. Жалко с таким расставаться.

– Но если ты там кого-то запер, разве он не умрёт?

– Умрёт.

Очевидно, отца это не трогало, и Мэгги робко спросила:

– А не будет вонять?

– При такой температуре он околеет.

– Но ведь потом потеплеет.

– Когда потеплеет, мы уже переедем.

– А.

– Надеюсь, уже скоро.

Он улыбнулся ей. Его радовала мысль о доме, строящемся неподалёку от фермы Дэвида. Отец всё обещал, что через несколько недель снова примется за работу и можно будет перебраться ещё до лета. Их первый собственный дом.

Он снова оглядел дверь.

– А пока что и этого хватит.

Мэгги посмотрела на заколоченную дверь. Доска вся в царапинах и вмятинах – явно не новая.

– Я тоже что-то слышу, – сказала она. – Внизу. И Кэти. Этот дом…

– Хватит, – отец отвернулся и положил молоток в мешок с инструментами на полу. – Дом как дом.

Мэгги знала, ему хотелось здесь оставаться не больше чем остальным. Но это он решил сюда приехать – и был готов защищать своё решение. Если придётся, то и плотницким молотком с досками.

– А те, кто поселятся после нас, не разозлятся, что ты заколотил подвал?

– Это уж их дело.

– А нас ты не мог спросить?

Кухонная дверь скрипнула на сквозняке. Мэгги слышала, как снаружи ветром мотает дверь маленького сарая: та хлопала и снова со стуком распахивалась. Сарай стоял с северного угла дома, где дуло сильнее всего.

– Кого?

– Меня. Кэти.

– Мне ваше мнение не нужно. Ни об этом, ни о чём другом.

Снова заискрило в суставах; закололо, затрясло ладони.

– Мы тоже здесь живём, – сказала она.