Мы еще встретимся - [15]

— А если война будет?

— Если война будет, то конечно… Все пойдем.

Володька сказал эту фразу и боязливо посмотрел на Бермана — не заметил ли тот, что он повторил чужие слова. Но Лева ничего не заметил. Он, видно, был занят своими мыслями.

8

С пяти лет Лева научился читать. Как-то раз сосед по квартире показал ему несколько букв, и с того дня Лева не давал ему покоя до тех пор, пока не узнал весь алфавит. Он таскал к соседу в комнату газеты и, тыча пальцем в заголовки статей, спрашивал:

— Дядя Миша, а какая это буква?

Через несколько дней, к удивлению матери, он вслух прочел заглавие выкинутого кем-то на кухню журнала:

— «Б-е-г-е-м-о-т»!

И от радости сам засмеялся и захлопал в ладоши.

С тех пор он начал читать. Сперва дядя Миша приносил ему книжки с крупными буквами и яркими рисунками. Лева прочитывал их и моментально запоминал наизусть. Теперь он приставал ко всем, кто только попадался ему в квартире:

— Хочешь, я тебе прочитаю про Мишку?

И, расставив ноги и только для вида заглядывая в книжку, начинал громко декламировать:

Мишка, северный медведь,

Прибыл Питер посмотреть.

На вокзале в первом зале

Гостю завтрак заказали…

Но вскоре к дяде Мише переехала какая-то тетя Лиза. Однажды, когда Лева по-приятельски, как это прежде бывало, не стучась, вбежал в комнату соседа, новая тетя строго посмотрела на него и спросила:

— Что тебе надо, мальчик?

— Дядю Мишу, — сказал Лева.

— Дядя Миша занят. Иди играй! — И выставила его из комнаты.

Лева очутился в коридоре. Дверь за ним закрылась. Лева постоял, поплакал и отправился к себе.

С тех пор дядя Миша больше не приносил ему красивых книжек. Лева сказал об этом матери. Она вздохнула:

— Ничего, вот папа заработает много денег и купит тебе книг еще больше.

Но папа или никак не мог заработать много денег, или забывал покупать Леве новые книги. Когда Лева еще спал, он уходил на работу. Возвращался поздно, гладил Леву по волосам и садился обедать. За обедом он надевал очки и читал газету, которая называлась «вечёрка». Затем он усаживался к окну на низенькую круглую тумбу и прибивал каблуки и подметки к ботинкам, — их приносили чужие люди. Если Лева при этом сильно шумел, мама говорила:

— Тише. Не мешай папе. Он зарабатывает деньги.

Папа часто кашлял. Говорили, что он нездоров. Леве не позволяли вытираться его полотенцем.

Книжки ему все-таки покупали. Но, во-первых, редко, а во-вторых, совсем не такие, как ему хотелось, и он читал все, что попадалось под руку, но не всегда понимал, что там написано.

В школу он пошел с семи лет. В первом классе Леве было почти нечего делать. Он уже умел читать и считать. Учительница хвалила его.

В школе он записался в библиотеку. Никогда он не думал, что на свете может быть столько книг. Во втором и в третьем классе Лева менял их чуть ли не через день. Он читал все свободное время и почти не бывал на улице. Потом у него начала болеть голова. Он рос медленно, был слабым и бледным ребенком. Однажды мать свела его к доктору. Тот долго выстукивал Леву, прикладывал к его груди такое ледяное ухо, что Лева вздрагивал.

— Особенно серьезного ничего нет, — сказал доктор. — Малокровие. Нужно усиленное питание и больше гулять.

С тех пор мама стала кормить его всем, что только могла достать питательного, отбирала у него книги, выпроваживала на улицу. Она прятала от Левы книги в угол нижнего ящика комода. Но Лева знал об этом и помалкивал. Теперь он читал по ночам. Читал в белые ночи, при свете уличного фонаря и даже луны. Так он испортил себе зрение и стал носить очки.

В девять лет он впервые побывал в театре. Повел их туда учитель пения, Анатолий Павлович. Они пришли на Моховую улицу. Анатолий Павлович сказал:

— Это ТЮЗ, Театр юного зрителя. Значит — ваш театр.

Зал в театре был круглый, а скамейки с высокими спинками горой поднимались одна над другой почти до самого потолка. Это было совсем не похоже на кино, куда ходил Лева с отцом. Порядок в зале охраняли мальчики и девочки с синими повязками на рукавах, на которых тоже было написано «ТЮЗ». Когда потух свет и началось представление, выяснилось, что впереди видно все и ничья голова перед тобой не торчит, как это бывало в кино.

Театр удивил и покорил Леву. Шел «Том Сойер». Лева отлично знал эту книгу. Но тут все были живые — и Том, и Гек, и индеец Джо. Они ходили совсем рядом, плыли по реке, дрожали от страха на кладбище. Индеец Джо прыгал из окна судебного зала.

Когда кончился спектакль, не хотелось уходить. Лева бы, наверное, мог сидеть в театре до утра и все смотреть и смотреть…

С того вечера он зачастил на Моховую. Лева с трудом выпрашивал у матери деньги и бежал покупать билет. Он пересмотрел там все спектакли. Иные видел не один раз, и с закрытыми глазами узнавал по голосу полюбившихся актеров. Среди них самым любимым у Левы был Самарин. В «Разбойниках» Шиллера Самарин играл злодея Франца. Ребята ненавидели его, хотели поймать на улице и избить. Но Лева понимал, что Самарин только очень хороший артист и потому такой настоящий Франц. Он играл и другие роли — добрых, хороших людей, и тогда его любили все.

Потом Леву самого избрали делегатом ТЮЗа. Он был счастлив. Теперь он сам, с повязкой на рукаве, стоял внизу, охраняя декорации от стремительно носящихся в антрактах малышей. В дни дежурств Лева приходил пораньше, с интересом вглядывался в лица актеров, которые перед спектаклем иногда пили чай в буфете.