— В любом случае не по понятиям малолетку шмонать, — продолжал между тем цедить сквозь зубы Никодим. — Ладно, Егорка, иди спи, а я тут еще покумекаю.
Утром мама, к моему удивлению, истерику не закатила. Подошла к проблеме философски. Первым делом аккуратно прощупала мой нос, констатировала, что смещения нет, и начала ставить компрессы, попеняв сестре, что та сама до этого не додумалась. Затем предложила сходить в милицию, написать на хулиганов заявление. Но я решительно отказался.
— За что хоть тебя так, сынок?
— Да к девчонке какой-то приставали, я и заступился. А их трое…
Мама со вздохом покачала головой, но по ее глазам было видно, что в глубине души она гордится своим отпрыском.
Идти сегодня и в ближайшие дни в училище мне было строго-настрого запрещено. Мама прописала сыну постельный режим, пообещав у знакомой заместителя главврача поликлиники взять справку для предъявления по месту учебы. Тренеру в спортшколе достаточно было и на словах во всем признаться, я заранее позвонил Пеле, сказал, чтобы оповестил Ильича о моей проблеме. Так что несколько дней мне предстояло провести дома, не зная, чем себя занять. Оставалось либо читать книги, либо бренчать на гитаре, поскольку появиться в таком виде на улице я бы не рискнул.
А через день в нашу каморку постучался Никодим.
— Здравствуй, Алевтина, можно твоего Егорку на пару минут?
Воровской авторитет увлек меня в свою комнату, и там вручил две помятых 25-рублевки.
— Держи, это твои деньги, — ответил он на мой немой вопрос. — С Котлом и его подельниками мы вопрос решили… Они тебя больше не побеспокоят. Никто, кстати, за ними не стоял, Котел где-то пронюхал про твои доходы и подбил своих кентов устроить развод, взять тебя на понта. Но теперь они даже твое имя забудут.
— Спасибо, не знаю даже, как…
— Не кипешись, молодой, все нормально. Мне твои песни душу лечат, так что мы с тобой в расчете.
Я не знал, что Никодим в одиночку — а скорее всего со своими корешами — сделал с этими отморозками. Да хоть пришил, мне-то что? Хотя вряд ли, сказал же, что имя мое забудут, а покойники его и так бы забыли. Главное, что отныне я мог чувствовать себя относительно спокойно. Единственное, что занозой сидело в мозгу — вопрос, откуда этот Котел пронюхал про мои проценты? Потому что люди, которые слили информацию, поступили, мягко говоря, нехорошо. Наказать бы их, да только знать бы, кого…
Дома я отлеживался почти неделю. Потом со справкой от врача пошел в училище, где были предупреждены о причине моего отсутствия благодаря звонку по телефону. К концу занятий ко мне подлетела Василиса:
— Мальцев, ты нашел коммуниста?
— Коммуниста?..
— Ну да, коммуниста. Или забыл, что за тебя должен поручиться член КПСС?
— Ах да… Блин, завтра же найду, — пообещал я.
И ведь нашел! Опять же благодаря Блантеру. Он-то сам не состоял и не участвовал, а вот по его подсказке я узнал, что Бернес состоит в партии с 1953 года. Матвей Исаакович с ним созвонился, и Бернес без проблем накатал мне хвалебную характеристику.
Когда я передал бумажку Василисе, та велела писать заявление о приеме в ВЛКСМ.
— С заданием от "первички" ты справился на отлично, а недавно заступился за девушку, не испугался хулиганов, превосходящих тебя числом. И мы решили, что тебе любые задачи по плечу. А значит, достоин почетного звания комсомольца.
— Ну спасибо, — с улыбкой покачал я головой и сел под диктовку Василисы писать заявление.
Первичная организация рассмотрела мое заявление и проголосовала "за", на прощание Василиса посоветовала мне срочно зубрить Устав, содержание которого упорно просачивалось сквозь мои мозги, как вода сквозь решето. Затем мои характеристики и заявление передали в райком ВЛКСМ. И вскоре наступил тот прекрасный дождливый день конца октября, когда мне пришлось идти на собеседование в райком.
Там толпы желающих влиться в ряды комсомольцев не наблюдалось, и уже через несколько минут я зашел в кабинет? В кабинете сидели два члена комитета, судя по хлебным крошкам на столе, совсем недавно закончивших завтракать. Встретили меня настороженно. Еще бы, перед ними лежала моя характеристика, написанная самим Марком Бернесом. Да и мое имя к этому времени уже обрело достаточную известность.
После сбора анамнестических данных пошли вопросы на засыпку. Те самые, про линию партии и правительства, и все такое. Дальше-больше. Какие цели и задачи в ваших планах на дальнейшую комсомольскую жизнь? С какого перепугу вас потянуло в комсомольскую организацию? С какой-такой радости вы решили, что достойны звания советского комсомольца? Автобиография, характер и темперамент, отрицательные и положительные стороны вашего организма? Короче, расскажите обо всем сейчас или заткнитесь навечно, аминь.
Я держался стойко, обходя хитроумные ловушки, четко отвечая на все поставленные вопросы, и неустанно доказывал крайнюю необходимость своего присутствия в рядах ВЛКСМ. Энтузиазм членов понемногу иссякал, и наконец иссяк окончательно.
— Ну что ж, Егор Дмитриевич, мы видим, что вы достойный кандидат для вступления в наши ряды и будете сознательным комсомольцем, — с улыбкой произнес первый член. — Тем более вы активно участвуете в общественной самодеятельности училища, отличник, спортсмен, и рекомендуетесь с самой положительной стороны.
