Музыка сфер - [147]
Он оставил лошадь у парадного крыльца, быстро вошел в дверь. Незапертую, без всякого присмотра. Когда он начал подниматься по лестнице, до него, эхом отдаваясь в пустом доме, донеслись крики человека, исторгнутые невыносимой болью.
LXII
Что я могу сказать теперь, когда я предполагаю, что существует некий всемогущий и злобный Обманщик, который, насколько мог, позаботился вводить меня в заблуждение касательно всего.
РЕНЕ ДЕКАРТ. «Размышления о Первой Философии» (1641)
Вильям Карлайн отнес Гая на кушетку в углу балкона и уложил на нее уверенными руками. Но больной все время бился в такой душевной или физической боли — да имело ли значение, от какой? — что это было нестерпимо. Августа зажгла еще лампы и попыталась подложить подушку под голову брата, и скорчилась на полу рядом с ним, склонив свою, отливающую медью голову над его черноволосой. Александр Уилмот, настолько удрученный муками Гая, что не зная, чем ему помочь, занялся телескопом: прикрыл линзы, чтобы они не пострадали от ночного воздуха, и дрожащими руками придавил пресс-папье стопки листов на столе.
Тут на лестнице послышались шаги, и к ним поднялся Ротье.
У доктора был с собой пузырек опия. Он стремительно пересек балкон и осторожно влил несколько капель между губами Гая. Гай, погружавшийся в полузабытье, выглядел настолько прозрачно-белым, настолько хрупким, что казался мертвым. Августа плакала и бормотала:
— Пьер, Пьер. Вы должны помочь ему, должны найти способ избавить его от боли.
Ротье ответил хрипло:
— Я дал ему столько, Августа, сколько осмелился.
Карлайн только наблюдал их, его прекрасное лицо было мрачно, как сама смерть.
Августа обхватила рукой грудь брата, где пот все больше пропитывал белую рубашку. Она развязала его галстух и гладила впалую щеку, шепча слова неизбывной любви:
— Гай, Гай, мой ненаглядный. Мы можем уехать домой. Мы можем вернуться на Юг, где небо такое чистое, такое ясное, что ты будешь наблюдать звезды без конца, и ты снова будешь здоров.
Гай пытался приподняться. Он невидяще смотрел в темноту глазами, блестящими от боли.
— Я нашел ее, — шептал он. — Наконец-то.
Августа откинула влажные волосы с его лба.
— Да, — еле выдохнула она. — Ах, любовь моя.
Гай опустился на подушки, его глаза вновь закрылись. Ротье нащупал слабый пульс в его запястье, затем выпрямился медленно, как воплощение отчаяния. Августа, тоже поднявшись на ноги, уцепилась за локоть Ротье и подняла на него полные страха глаза.
— Пьер… Мы ведь можем отвезти его домой, правда?
Он смотрел на нее в оцепенении.
— Слишком поздно. Он умирает, Августа. Опухоль давит на нервы в основании черепа. Перевозить его невозможно.
— Нет, — прошептала она побелевшими губами. — Нет, вы ошибаетесь…
И тут Гай пошевелился, его глаза на мокром от пота лице оставались закрытыми, и он вновь пронзительно застонал. Августа еще сильнее вцепилась в Ротье и почти трясла его, твердя:
— Если правда нет надежды, никакой надежды, то вы должны положить этому конец ради него. Боже мой, у меня больше нет сил выносить это.
— Этого я сделать не могу, — ответил Ротье в ужасе. — Вы же знаете, что не могу.
Гай изогнулся на кушетке. Остро пахнущий пот струился по его коже, его пальцы сжимались и разжимались в пароксизме агонии. И тут Карлайн подошел к кушетке, чтобы удерживать умирающего в последних муках его борьбы за жизнь. Огонек фонаря колебался, и призрачные тени возникали по стенам.
Ротье сказал:
— Я схожу за опием.
— Опий ничего не дает, и вы это знаете. — Голос Августы был тихим, исполненным горести. — Бога ради, Пьер, забудьте свою чертову клятву и помогите моему брату перестать страдать. Умоляю вас, окажите ему эту последнюю услугу.
Ротье повернулся и быстро спустился по лестнице. Александр стоял в тени у парапета: нестерпимо было слышать, как Гай снова закричал — пронзительно, жутко, будто взвыл смертельно раненный зверь. Августа закрыла лицо руками и прошептала:
— Кто-нибудь должен помочь ему. Освободить его от этой муки…
И Карлайн, который все это время стоял на коленях рядом с Гаем, повернулся к ней и сказал спокойно:
— Я помогу ему, раз доктор отказывается.
Августа попятилась с испуганным вскриком, полным страха. Когда Гая вновь свела судорога, Карлайн вынул из кармана шелковую лигатуру. Снова повернувшись к Гаю, он накинул ее на его шею и затянул на напряженных сухожилиях с жуткой уверенной силой. На несколько мгновений Августа и Александр окаменели от потрясения, не в силах воспринять происходящее, хотя судорожные движения Гая уже ослабели. Лицо Карлайна застыло в гримасе, пока лигатура стягивала гортань Гая, лишая его воздуха. Затем давление вытолкнуло опухоль у основания черепа больного в ствол мозга с мгновенным и смертельным результатом. Еще одна судорога, и Гай застыл в неподвижности.
Карлайн выпрямился, держа в руке лигатуру, его лицо вновь утратило всякое выражение. Августа пробежала мимо него, бросилась на кушетку и обняла труп Гая. Несколько секунд она безудержно рыдала. Затем подняла голову и устремила взгляд на Карлайна. Ее лицо было залито слезами.
— Ты можешь говорить, — прошептала она. — Кто ты?
— Я здесь, чтобы оберегать вас, — коротко ответил Карлайн, его льдисто-синие глаза ничего не выражали. — Я служу единственным людям, которые еще могут тебя спасти.
Анонимное письмо, написанное на тайном языке алхимиков и герметиков…Что содержится в нем?Кратчайший путь к обретению философского камня?Или зашифрованный при помощи древних символов "королевского искусства" план восстания против короля Англии Якова I?А может, загадочный автор письма участвует в заговоре, цель которого — освобождение из Тауэра легендарного пирата, мореплавателя и у ченого Уолтера Рейли?Молодой придворный лютнист Нед Варринер, в руки которого случайно попало это письмо, начинает собственное расследование.Пока ему ясно одно: ключ к разгадке — имя автора таинственного послания…
Это стало настоящим шоком для всей московской знати. Скромный и вроде бы незаметный второй царь из династии Романовых, Алексей Михайлович (Тишайший), вдруг утратил доверие к некогда любимому патриарху Никону. За что? Чем проштрафился патриарх перед царем? Только ли за то, что Никон объявил террор раскольникам-староверам, крестящимися по старинке двуперстием? Над государством повисла зловещая тишина. Казалось, даже природа замерла в ожидании. Простит царь Никона, вернет его снова на патриарший престол? Или отправит в ссылку? В романе освещены знаковые исторические события правления второго царя из династии Романовых, Алексея Михайловича Тишайшего, начиная от обретения мощей святого Саввы Сторожевского и первого «Смоленского вызова» королевской Польше, до его преждевременной кончины всего в 46 лет. Особое место в романе занимают вызовы Тишайшего царя во внутренней политике государства в его взаимоотношениях с ближайшими подданными: фаворитами Морозовым, Матвеевым, дипломатами и воеводами, что позволило царю избежать ввергнуться в пучину нового Смутного времени при неудачах во внутренней и внешней политике и ужасающем до сих пор церковном расколе.
1906 год. Матильде 16 лет, и больше всего на свете она любит читать. Однако ей предстоит провести всю жизнь на ферме в Северных Лесах, хлопотать по хозяйству, стать женой и матерью, заботиться о семье. О другой судьбе нечего и мечтать. Зря учительница говорит, что у Мэтти есть талант и ей нужно уехать в Нью-Йорк, поступить в университет, стать писательницей… Устроившись на лето поработать в отель «Гленмор», Мэтти неожиданно становится хранительницей писем Грейс Браун, загадочно исчезнувшей девушки. Может ли быть, что, размышляя о жизни Грейс, Матильда решится изменить свою?
После отмены крепостного права, побед на Балканах в Российской империи разрабатываются конституционные изменения. Однако внутренние и внешние враги самодержавия начинают охоту на императора: пущен под откос царский поезд, взорван Зимний дворец. Расследованием этих преступлений поручено заниматься адъютанту Великого князя Константина Николаевича, капитану второго ранга Лузгину.
Повесть знакомит читателей с начальником Первой бригады Петроградского уголовного розыска Усольцевым и его другом искусствоведом Беловым. В событиях, описываемых автором, участвуют не только они, но и экспонаты созданного Усольцевым при уголовном розыске музея антикварных вещей, поисками которых занималась милиция. Читатель узнает о приключениях старинных часов, перстня Пушкина, медальона Марата и о многом другом.
В нью-йоркском музее «Метрополитен» неизвестный маньяк убивает нескольких музейных служителей и берет в заложники одиннадцатилетнего мальчика. В обмен на заложника преступник требует встречи с Джеймсом Нортом, детективом четвертого полицейского округа Нью-Йорка.Сам Норт не знает, что его судьба сплетена с линией бессмертной судьбы Киклада, критянина, погибшего в бою в древней Трое, и протягивается через Рим времен Нерона, Византию, империю Карла Великого, средневековую Прагу, чтобы странным образом влиться в многоликую сущность, которая единственная способна противостоять Атанатосу, воплощению мирового зла.
Голландец Роберт ван Гулик (1910-1967) не собирался быть профессиональным литератором. Большую часть жизни он прослужил в Пекине на дипломатической службе Ее Величества королевы Нидерландов. Однако, снимая по вечерам смокинг, ван Гулик садился за письменный стол – и постоянный герой его романов древнекитайский судья Ди Жэнь-цзе брался за расследование нового, необычайно загадочного преступления. – Разгадка тайны, Ваша светлость, кроется в рисунке на этой древней шкатулке. – Ма Жун почтительно склонился перед судьей.– Дело в том, что люди, замешанные в этом деле, верят в отвратительное учение, согласно которому, совокупление мужчины и женщины уподобляет людей богам и обеспечивает им спасение.– Меня не интересуют эти мерзкие ритуалы, – нахмурился судья Ди.
1537 год, Англия. Полным ходом идет планомерное уничтожение монастырей, объявленных рассадниками порока и измены. Однако события в монастыре маленького городка Скарнси развиваются отнюдь не по сценарию, написанному главным городка Томасом Кромвелем. Его эмиссар зверски убит, обезглавленное тело найдено в луже крови неподалеку от оскверненного алтаря. Кто это сделал? Колдуны, приверженцы черной магии? Или контрабандисты? Или сами монахи? Расследовать убийство поручено Мэтью Шардлейку, горбуну, чей ум способен распутывать самые сложные преступления.
1921-й год, НЭП делает первые шаги. Уголовный элемент, пользуясь тем, что молодой советской республике, находившейся в кольце врагов, было не до него, поднял голову: убийства, разбои, кражи, мошенничество. Буйным цветом расцвела воровская «малина». Сотрудник уездной милиции Пётр Елисеев проявил себя в операции по поимке особо опасного преступника и был отправлен на усиление в губернский уголовный розыск. Его наставником стал более опытный товарищ — агент губро Колычев. И в первом же совместном деле сыщики столкнулись с дерзкими преступниками, прекрасными знатоками психологии.
Водоворот событий захлестывает Григория Быстрова и выносит его из тихой провинциальной гавани на оперативный простор – в северную столицу. Петроград двадцатых годов. Жизнь бурлит в эпоху НЭПа: энтузиазм народных масс, показная нэпманская роскошь, комсомольцы, чекисты, трактиры, налетчики, извозчики, бывшие офицеры, контрреволюционные заговоры. Где-то тут гуляет Ленька Пантелеев, шалят другие банды и уголовники-одиночки. Милиции есть чем заняться, и Григорий Быстров оказывается во всё это вовлечен. Но главное, что он должен сделать – спасти мужа сестры от ложного обвинения в убийстве.
НЭП, новая экономическая политика, породила не только зажиточных коммерсантов, но и большое количество преступников. Вымогатели, грабители, воры всех мастей вооружены до зубов – только что закончилась Гражданская война и деклассированный элемент ещё живёт по её законам. Когда майор российской полиции Георгий Победин оказался в 1922 году, ему пришлось вспомнить опыт «лихих девяностых». «Ревущие двадцатые» не стали для матёрого опера нерешаемой задачей. Если ты по жизни мент и специально обучен продвинутым методам криминалистики, уголовный розыск будет только рад новому сотруднику.