Музыка пчел - [8]

Шрифт
Интервал

Портленд Алиса не любила – слишком сложные переплетения мостов, рявкающие автомобили на дороге и агрессивные попрошайки. Но открытое шоссе без машин, которое вело подальше от этого города, она обожала. Вдоль реки Колумбия на несколько километров высились базальтовые утесы. Она наизусть знала названия отдаленных монолитов – Скала Петуха, Ветреная гора, Скала-Маяк. Рано утром зеленые холмы и скальные выступы накрывало розовой вуалью – райский пейзаж. За сорок четыре года этот вид, эта невозможная красота так и не смогли ей наскучить.

Алиса обогнала фуру и глянула влево, на широкую долину реки. На темно-зеленых речных водах от ветра вскипали белые гребни. Она увидела стаю белых пеликанов, отдыхавших на сверкающей на солнце песчаной косе, и исполинские орегонские сосны, нависавшие над водной гладью. Над рекой кружила и голосила скопа. Справа от машины показался лобовой прожектор приближающегося поезда. Состав проехал мимо нее, сделав предупредительный гудок, и постепенно затих. Заходящее солнце отражалось в прозрачной глади, и Алиса почувствовала, что ее тело начало расслабляться.

Свернув на шестьдесят второй съезд, она замедлила ход и остановилась на пандусе. Она опустила окно, и в пикап проник прохладный ветер с берегов реки, зашевеливший пряди волос, обрамляющие ее лицо. Она чувствовала запах реки и сосен вдоль дороги, еле уловимый аромат дыма и слабое благоухание весенней зелени. Миновав таверну «Красный ковер» с печально прогнувшейся крышей, Алиса увидела, как на парковке толпятся владельцы пикапов, которые заехали опрокинуть пару стаканчиков по дороге домой. Она улыбнулась, вспомнив, что часто так же делал отец – худой и нелюдимый, но добрый под маской своего колкого юмора. Дорога шла дальше мимо бара, на юг, и в конце Рид-роуд заканчивалась в небольшой ложбине у ее домика на окраине города. С одной стороны раскинулся фруктовый сад, а с другой – лес. Идеальное место для пчел: защита от ветра и вода для ее девочек, как ей нравилось их называть, от ручья Сусан-крик, бегущего вниз по склону холма. Сбоку от ирригационных каналов тянулись переплетенные ростки клевера, ежевики и одуванчика. Пчелиный рай.

Ложбина идеально подходила и для самой Алисы: здесь едва ли можно было встретить других людей. Помимо Дага Рансома, чей большой красивый сад раскинулся с западной стороны, у нее не было соседей, если не считать «Строберри Холлоу» – беспорядочный трейлерный парк в начале Энсон-роуд. Она не знала никого из его обитателей и вообще держалась подальше от этого места. Наверняка там одни торчки на метамфетамине и питбули. Насильники и психи. Она стала придумывать заголовки: «Десять человек арестовано во время конфискации наркотиков в трейлерном парке», «В “Строберри Холлоу” обнаружена раскопанная могила» – но потом заставила себя остановиться. Наравне с тревожностью склонность помещать неизвестных ей людей в скверные истории – то еще увлечение.

– Это твои мысли, Алиса, негативная оценка мира, – говорила ей доктор Циммерман. – Но направление этих мыслей можно скорректировать, проложить новое русло. Главное применять этот подход в своей жизни.

Доктор Циммерман, конечно же, очень умная. С дипломами Гарварда и Стэнфорда на стене. Она сначала работала в Пало-Альто, самозабвенно излечивая шизиков, помешавшихся на технологиях, а потом переехала в Худ Ривер и вроде как вышла на пенсию. Однако дипломы и эффектная внешность, экзотичные для этого захолустья, не сделали из нее зазнайку. Ей была свойственна уверенность в себе. И доброта. Однако даже это не уменьшало абсурдности того факта, что она, Алиса Хольцман, ходила к психологу. Тушите свет. Вот только смеяться не хотелось.

Алиса поставила пикап так, чтобы он смотрел на юг в сторону горы Худ и дома, который ей помогли купить мама с папой. Оба были садоводами в третьем поколении. Работа нелегкая, но им она была по душе.

Алиса, никогда не бойся тяжелой работы, говаривала мама.

«Или я вернусь с того света, дорогая, и дам тебе под зад», вторил отец, скривив рот в ухмылке.

Если ты прожил жизнь на природе, как они любили повторять, значит, ты прожил хорошую жизнь.

– Прожил хорошую жизнь, – произнесла она вслух, бросив взгляд в зеркало заднего вида на двенадцать нуклеусных ульев, где ютилось по одной матке, куча рабочих пчел – и бесконечно много надежды. – Почти дома, девочки. У вас будет хорошая жизнь. Я обещаю.

Хотя родной Худ Ривер больше не был пустынным захолустьем, в котором когда-то родилась Алиса, он все еще оставался прекрасным местом для жизни. В восьмидесятых нахлынула волна длинноволосых виндсерферов, которые прикатили сюда на трейлерах. Пару раз дрались с местными лесорубами и фермерами, которые жили в заведениях типа «Красного ковра». Но мало-помалу все проблемные хиппи уехали. Оставшиеся заводили семьи, чинили старые дома, открывали бизнес – кафе, пиццерию, магазины для виндсерферов. Город развивался. За последние десять лет произошел взрыв виноделен, модных бутиков, пивных и ресторанов. Теперь это совершенно новый город, но для старожилов вроде Хольцманов, живших на отшибе, это было не так заметно. Их жизни медленно, но верно шли своим чередом. Ошпаренные солнцем туристы разгуливали по городу, сжимая в руках стаканчики с холодным кофе, и даже не представляли, что сердце этого места не на главной Оук-стрит, а дальше, в долине и фруктовых садах. Длинные ряды фруктовых деревьев были не просто красивым фоном для почтовой открытки. В них заключались история и традиции, которым исполнилось уже более ста лет.


Рекомендуем почитать
Слушается дело о человеке

Аннотации в книге нет.В романе изображаются бездушная бюрократическая машина, мздоимство, круговая порука, казарменная муштра, господствующие в магистрате некоего западногерманского города. В герое этой книги — Мартине Брунере — нет ничего героического. Скромный чиновник, он мечтает о немногом: в меру своих сил помогать горожанам, которые обращаются в магистрат, по возможности, в доступных ему наискромнейших масштабах, устранять зло и делать хотя бы крошечные добрые дела, а в свободное от службы время жить спокойной и тихой семейной жизнью.


Хрупкие плечи

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Ты, я и другие

В каждом доме есть свой скелет в шкафу… Стоит лишь чуть приоткрыть дверцу, и семейные тайны, которые до сих пор оставались в тени, во всей их безжалостной неприглядности проступают на свет, и тогда меняется буквально все…Близкие люди становятся врагами, а их существование превращается в поединок амбиций, войну обвинений и упреков.…Узнав об измене мужа, Бет даже не предполагала, что это далеко не последнее шокирующее открытие, которое ей предстоит после двадцати пяти лет совместной жизни. Сумеет ли она теперь думать о будущем, если прошлое приходится непрерывно «переписывать»? Но и Адам, неверный муж, похоже, совсем не рад «свободе» и не представляет, как именно ею воспользоваться…И что с этим делать Мэг, их дочери, которая старается поддерживать мать, но не готова окончательно оттолкнуть отца?..


Мамино дерево

Из сборника Современная норвежская новелла.


Свет Азии

«Эдвинъ Арнольдъ, въ своей поэме «Светъ Азии», переводъ которой мы предлагаемъ теперь вниманию читателя, даетъ описание жизни и характера основателя буддизма индийскаго царевича Сиддартхи и очеркъ его учения, излагая ихъ отъ имени предполагаемаго поклонника Будды, строго придерживающагося преданий, завещенныхъ предками. Легенды о Будде, въ той традиционной форме, которая сохраняется людьми древняго буддийскаго благочестия, и предания, содержащияся въ книгахъ буддийскага священнаго писания, составляютъ такимъ образомъ ту основу, на которой построена поэма…»Произведение дается в дореформенном алфавите.


Любящая дочь

Томмазо Ландольфи очень талантливый итальянский писатель, но его произведения, как и произведения многих других современных итальянских Авторов, не переводились на русский язык, в связи с отсутствием интереса к Культуре со стороны нынешней нашей Системы.Томмазо Ландольфи известен в Италии также, как переводчик произведений Пушкина.Язык Томмазо Ландольфи — уникален. Его нельзя переводить дословно — получится белиберда. Сюжеты его рассказав практически являются готовыми киносценариями, так как являются остросюжетными и отличаются глубокими философскими мыслями.