Музыка ночи - [19]

— Да, — согласилась она, — это так.

— Я вам не помешаю?

"Помешаете", — чуть было не сказала она. Но только потрясла головой и жестом пригласила его войти. Он повернулся боком, она отклонилась назад, прижавшись спиной к дверной раме, но он все равно ребрами скользнул по ее груди, а одной рукой задел ее бедро и, вместо того чтобы пройти, резко остановился.

Остро чувствуя, где они соприкасаются, она не смела даже вздохнуть. Элли не поднимала головы, ее захлестнула волна стыда и ощущения опасности — почему она не пригласила его, как обычный человек? — и испытывала особую неловкость. Так бывало всегда, когда она начинала понимать, что очень сильно чего-то хочет.

Этот момент все тянулся — одну секунду, две, пять, пока она не вынуждена была вздохнуть, что заставило ее грудь плотнее прижаться к нему, и она знала, что это произойдет. Его рука теперь касалась ее бедра ладонью. Она подняла глаза.

Он ничего не говорил, ничего не делал, только стоял, легко прикасаясь к ней. От него слегка пахло виски, и Элли подумала, что он, наверное, немного сошел с ума. А может, и по-настоящему. Наверное, было глупо принимать его приглашение погостить, и еще глупее впускать его сегодня, когда все то, что придавало ему вид нормального человека, испарилось и раскрылась его суть: обреченный. Он был обречен, и знал это.

Она выскользнула и оставила его стоять там, а сама прошла к холодильнику. Эйприл поднялась поприветствовать его, так спокойно, как будто он здесь жил. Элли открыла холодильник и достала две бутылки пива. Когда она обернулась, Блю не было. Вместо облегчения, которое испытала бы любая здравомыслящая женщина, она ощутила острое разочарование. Она почти кинулась к дверям и позвала, выйдя на крыльцо.

— Я здесь, — очень низким голосом проговорил он. — Мне нужен был глоток воздуха.

Она протянула ему пиво, он взял бутылку, и странное ощущение внезапно исчезло.

— Я, может быть, и не беспокою тебя, детка, — сказал он. — Но ты, похоже, меня беспокоишь.

Только теперь она почувствовала облегчение.

— Обольститель, — ответила она, сделала жадный глоток и села на ступеньку, спиной прижавшись к столбу.

Он разместился в паре шагов, облокотясь о стену, и вытянув ноги.

— Здесь раньше жили рабы, — сказал он и поднял голову, как бы прислушиваясь. — Моя мама ни за что не пришла бы сюда ночью. Она говорила, что здесь обитают призраки.

Теперь голоса Сонни и Брауни пели о том, как детей Африки силой увозили в Америку, и эта мучительная, горькая песня всегда заставляла Элли чувствовать себя эмоционально не защищенной.

— Здесь нет никаких призраков, — твердо сказала она, — а вот ваш дом выглядит так, словно там их обитает пара дюжин.

— Это точно, — ответил он серьезно.

— Кто-то из них охотится за тобой?

— Один или два. Ты не видела, как они загнали меня сегодня сюда?

— А, так вот что произошло.

Она улыбнулась в темноте и глубоко вздохнула, чувствуя запах земли и многообразные оттенки речной воды, и еще тысячу запахов различных растений. Небо над головой сверкало звездами, миллионами звезд, которых никогда не видно в городе. Она многое забыла.

— Я и не знала, что скучаю по дому, пока не приехала сюда, — тихо проговорила Элли.

— А откуда ты?

Она хотела ответить, но он поднял руку:

— Нет, позволь, я угадаю.

— Давай.

Он поджал губы.

— Не должно быть слишком далеко отсюда. Ты стараешься говорить идеально, но не можешь скрыть акцента. Не Техас.

— Нет.

— Тогда Миссисипи. Может… Джексон?

— Нет и еще раз нет.

— Хм. — Он отпил пива. — Не слишком далеко на восток. Только если какаянибудь Каролина?

Элли рассмеялась.

— Я заметила, что ты не называешь такие места, как Саванна, или Атланта, или Шарлотта.

— Ты — сельская девушка.

Она знала, что он имел в виду не только это — ее акцент был недостаточно легким для этих мест.

— Тут ты прав.

— Ладно, сдаюсь.

— Свитуотер, Луизиана, — сказала она.

— Это меньше сотни миль. — Он посмотрел на нее, и она почувствовала, что он хочет спросить о чем-то еще. — Так я не очень ошибался. Ты почти что из наших мест.

— Почти.

Наступило молчание. Элли прислушивалась к одинокому кузнечику, трещавшему в темноте, и ей показалось, что она слышит и плеск воды неподалеку.

— А где река? Я все собираюсь ее найти.

— Как раз за этими деревьями на юг. Я уверен, что Эйприл уже отыскала ее, но будь осторожней. Там много змей.

— Я не городская, помнишь? Он кивнул.

— У тебя там семья?

— Бабушка.

— А родители?

— У меня осталась только бабушка.

— Это необычно. Она пожала плечами.

— Да. Они все умерли. — Это прозвучало так прямолинейно, что она добавила: — Что происходит с лучшими из нас.

Он прислонился затылком к стене, так что стала видна линия горла.

— Мои родители тоже умерли.

— Ты был единственным ребенком?

— Нет. Мой брат погиб во Вьетнаме. — Блю отпил еще пива. — Теперь он один из призраков этого дома.

— Должно быть, он был намного старше тебя.

Она не очень хорошо умела определять возраст, но Блю выглядел не старше чем на тридцать пять.

— На семь лет. Мы оба были нежданными детьми.

— А твои родители? — спросила она. — Их давно нет?

— Давно-давно. — Он набрал в рот пива и подержал его немного, словно собираясь с мыслями. — Мама очень тяжело пережила смерть Джека. В день его похорон у нее был сердечный приступ, после которого она так и не оправилась. Она умерла следующим летом, а отец… — Блю вздохнул, — он не мог смириться с потерей их обоих. И выстрелил себе в рот после Дня благодарения.