Музыка ночи - [5]

На место отпущенной гондолы скользнула последняя лодка. Еще две юные девушки – по сведениям источника, Мелинда и Юфимия Мортон, подруги и дальние родственницы семьи, – быстро покинули лодку в сопровождении гувернантки, что было написано на ее лице.

Себастьян уже хотел уйти, когда вернулась первая гондола с единственной спутницей де Лента. Тот властно протянул руку.

Женщина поднялась. Неудивительно, что он забыл ее, подумал Себастьян. Она была очень миниатюрной, а сгорбленные плечи, опущенная голова и черная одежда из грубой полушерстяной ткани делали ее внешность совершенно незначительной.

И тем не менее… Под этой оболочкой крылось напряжение, скорее нацеленная вперед тетива лука, чем струна лютни. Энергия, а не покорность. Невзирая на смиренную позу, там было нечто такое… – в ее движениях? ее внешности?.. – что говорило о силе и кипящем внутри гневе, который сдерживался лишь тщательно выработанным проявлением благовоспитанности. Интересно, подумал Себастьян, что случится, когда это самообладание наконец лопнет, как мыльный пузырь?

Женщина медлила, нерешительно стоя в гондоле. Капор, вышедший из моды двадцать лет назад, скрывал ее лицо, пока она не подняла голову, словно ища возможность уклониться от слишком настойчивого предложения де Лента. Тогда, лишь на миг, Себастьян увидел бледное лицо женщины, прежде чем ее невероятно темные глаза встретились с его глазами, послав ему… что? В ее взгляде не было тревоги или страсти, а нечто вроде узнавания, и это было весьма странно, потому что он не мог вспомнить никого, кто хотя бы отдаленно походил на эту миниатюрную девушку.

Себастьян вдруг осознал, что, поддавшись любопытству, невольно выступил из прохода. Он тут же исправил свою оплошность, но было уже слишком поздно скрываться в тени. Ее глаза, темнее любой ночи, следовали за ним, изучая каждую черту его лица, видимого из-под капюшона.

На долю секунды у него возникло ощущение, будто между ними, созданная этим испытующим взглядом, появилась некая связь. Потом де Лент ей что-то сказал, женщина отвела взгляд, иллюзия пропала. Освободившись от чар ее глаз, Себастьян впервые увидел мелкие рябинки, пометившие бледное лицо.

Еще одно потрясение, но уже более понятное – смесь оправдания, бешенства, недоверия и сочувственной боли. Вопль няньки, когда он ворвался в детскую комнату, снова отдался в его ушах: «Это была та рябая проститутка! Она сказала мне, что я нужна…»

И вот теперь здесь де Лент имеет на своем попечении тоже рябую женщину. Хотя рубцы неглубокие и не слишком портят лицо, но достаточно явные.

Пока Себастьян размышлял, де Лент, вызвав новые ругательства гондольера, подхватил женщину за талию и сразу круто развернул, как будто собираясь бросить ее в канал. Она так судорожно вцепилась ему в руки, что Себастьян мог видеть костяшки ее пальцев, но издала ли она хоть звук, он не слышал. Наконец де Лент поставил ее на ноги. Он смеялся.

Две рябые женщины. Случайность? Маловероятно. И все же, судя по тому, как она смотрела на де Лента, она не проститутка. Она только выглядела испуганной, уставшей от постоянного гнева, такого безвыходного, что Себастьян почувствовал жалость и сострадание.

Потом она снова посмотрела на него. Желая избежать этого смущающего взгляда, он сжал дверную ручку за спиной, надавил ее и отступил в мануфактурную лавку.

– Вам помочь, синьор? – на безупречном итальянском спросил лавочник.

– Нет, нет, я только посмотрю товар, – на том же языке ответил Себастьян, поворачиваясь к рулонам шелка и пытаясь выглядеть заинтересованным.

Голова у него шла кругом. Он думал, что та безымянная проститутка давно ускользнула из его рук, и вот она здесь, именно такая, какой ее описала нянька. Видимо, за прошедшие шесть месяцев она возвысилась в общественном положении, иначе бы даже ублюдок де Лент не ввел проститутку в общество своей матери. Должно быть, эта женщина теперь его любовница. Ему бы хватило безрассудной смелости одеть любовницу как старшую служанку и посадить ее среди молодых родственниц. На это у него хватило бы цинизма.

Но соответствует ли это нормальной человеческой логике?

А вдруг бы она показала себя вероломной шлюхой, не имеющей даже порядочности быть верной хозяину, пока делила с ним кров? А вдруг бы мать, от которой зависит тяжесть его кошелька, узнала, кого он привел в ее семью? Тогда бы эта рябая женщина одним махом потеряла все, чего добилась, более того, у нее не осталось бы ни друзей в Венеции, к кому бы она могла обратиться, ни другого места, где она могла бы найти убежище.

Действительно ли она проститутка из Амберли? Он вспомнил тот миг, когда ее темные глаза встретились с его… и отбросил сомнения как суеверные фантазии. Одна рябая женщина с де Летном в Амберли и совершенно такая же здесь, в Венеции? Не важно, что у де. Лента извращенные вкусы, это Себастьяна не интересует, главное – она здесь. На такую удачу он не рассчитывал, но хотел он не ее помощи. Он жаждал мести, которая требовала изменить замысел. Эта женщина почти в такой же степени, как и де Лент, ответственна за то, что пришлось вытерпеть Аделе.