Музыка любви - [47]

В блаженном неведении о тревогах кузины Соледад сняла свои туфельки на платформе и задумчиво брела по набережной рука об руку с Жоаном Дольгутом. Они молчали, жадно упиваясь последней каплей отпущенного им времени, — минуты испарялись, как роса в пустыне. Дальше потянутся долгие дни безмолвия и взглядов, брошенных украдкой. Но она хотя бы еще сможет видеть его, думала Соледад; еще сможет с помощью Пубенсы иногда передавать ему записки. Еще сможет... Она резко остановилась, глядя вверх. Ветер расколол надвое небесный свод, проложив дымчатую дорожку от моря к отелю.

Они вернулись. Ее родители вернулись — никаких сомнений, ветер никогда ей не лгал. Он предупредил ее и исчез, предоставив влюбленных своей судьбе. В смятении они прибавили шагу, стараясь сохранять непринужденный вид. У отеля они уже собрались было прощаться, когда навстречу им, задыхаясь, выбежала Пубенса.

— Они уже здесь! Боже милосердный! — Впопыхах перекрестившись, она бросилась к кузине. — Лишь бы они не видели тебя за руку с... лишь бы они вообще вас не видели!

— Я не виновата, Пубенса. Ты же говорила, что...

— Забудь, что я вам говорила! Они приехали раньше. Наверное, уже ищут нас...

Ошеломленный Жоан почтительно отступил на шаг, не зная ни куда податься, ни как попрощаться с обеими. Месье Филипп подоспел ему на выручку.

— За работу, мой мальчик. Довольно, нагулялся. А вы, дорогие барышни, поднимайтесь в номер с высоко поднятыми головами и ослепительными улыбками. Сохранность тайны в ваших руках. У вас же все на лице написано! А ну-ка изобразите мне полное довольство и благополучие! Так-так... — Девушки послушно заулыбались, и он придирчиво оглядел результат. — Ну вот, другое дело.

Жоан и Соледад не успели ни проститься, ни даже обменяться взглядами напоследок. Прощальный поцелуй застыл на сомкнутых губах, прощальное объятие жгло опущенные руки. И только когда Соледад и Пубенса ушли, Жоан вспомнил, что три фотографии остались в сумочке его ангела.

Соледад Мальярино стояла у окна и ничего не понимала. Только что она видела свою дочь, переходящую Ла-Круазетт за руку с высоким светловолосым юношей. Супруг ее в тот момент говорил по телефону с портье, который подтвердил, что девушки находятся в отеле, так как ячейка для их ключа пуста. Бенхамин продолжал звонить по всему отелю, надеясь застать их у бассейна или на одной из террас, но всюду получал отрицательный ответ. А Соледад-старшая тем временем пыталась переварить увиденное.

— Куда запропастились эти девчонки, как ты думаешь? — спросил Бенхамин жену, у которой голова шла кругом. — Что с тобой, дорогая? Ты бы себя видела: можно подумать, тебе повстречался призрак!

Пожалуй, так оно и есть, вздохнула про себя Соледад Мальярино. Но, если она хоть слово скажет об этом мужу, семейному миру в одно мгновение наступит конец. Ей ли не знать, как страшен Бенхамин в гневе и как щепетилен в вопросах чести. Что, если он узнает о «непристойных» прогулках дочери в обществе незнакомца? В лучшем случае посадит ее под замок и запретит выходить из комнаты до самого отъезда. Нет уж, лучше Соледад сначала сама поговорит с девочками — быть может, они признаются добровольно. А не пожелают — тогда придется рассказать обо всем Бенхамину, поскольку скрывать от него что-либо бесполезно. Ее опыт подсказывал, что сколько ни притворяйся, как тщательно ни оберегай свой секрет, он все равно его учует и докопается до самой сути. В этом деле ему не было равных: интуиция, которую он предпочитал называть шестым чувством или врожденным нюхом, никогда его не подводила. И на фабрике никому не удавалось его обмануть, хотя среди бухгалтеров то и дело попадались жулики. Бенхамин Урданета имел привычку держать под контролем абсолютно все, вплоть до ежедневного меню своих домочадцев. Жена не возражала, мудро сочтя, что это не слишком высокая цена за плавное течение ее семейной и светской жизни.

— Ты меня слышишь, дорогая? Я говорю, их нигде нет.

Не успела Соледад ответить, как в дверь постучали.

— Вот и они, я уверена, — сказала она, подавляя вздох облегчения.

Бенхамин бросился открывать и, как обычно, схватил дочь на руки, осыпая поцелуями.

— Как поживает моя принцесса?

Соледад не хватило времени ни собраться с мыслями, ни унять бешеный стук сердца. Она обнимала отца, избегая его взгляда, пока кузина здоровалась с ее матерью, пристально изучающей обеих.

— Девочка моя, — шепнула Соледад Мальярино дочери, расцеловав ее как ни в чем не бывало, — у меня есть к тебе небольшой разговор. И лучше бы тебе не отпираться, иначе... ты же знаешь характер отца.

К сожалению, паника Соледад передалась Пубенсе. Она сбивчиво потчевала дядю ложью, которую они так и не отрепетировали. Ее рассказ бессвязно перескакивал от змеев к бассейну, от бассейна к прогулкам по бульвару, от бульвара к сегодняшнему походу в кино — фильма они не смотрели, поэтому сюжет ей пришлось сочинять на ходу. Разумеется, Бенхамин тут же заметил, что девушки чего-то недоговаривают, и заявил, что на ужин никто не пойдет, пока он не услышит исчерпывающих объяснений.

Красиво упакованные коробки с подарками лежали на кровати нетронутые, терпеливо дожидаясь устранения недоразумений. Соледад Мальярино тщетно силилась отвлечь мужа от противоречий в рассказе Пубенсы. Не хуже опытного следователя он подверг девушек перекрестному допросу, все больше сбивая их с толку.