Музыка как шанс - [3]

Все шло своим чередом, и папа уже мечтал о «нашем» поступлении в Суворовское училище, когда бы не появление у меня очередного друга. Его звали Димка Онин. Мы познакомились в пионерском лагере, куда я был сослан по причине летних каникул, предполагаемого оздоровления и необходимости родителей отдохнуть хотя бы от одного ребенка. Димка играл на гитаре и был очень компанейским парнем. Он был душой любой компании. После того, как мое умение танцевать нижний брейк, модный в то время, в тряпки разорвалось перед его игрой на гитаре, я пришел к выводу, что мой творческий путь завел меня в тупик.

Приехав из пионерского лагеря, я поведал матери о таком ударе судьбы и желании учиться музыке. После чего мы тайком от отца приобрели в уфимском универмаге под креативным названием «Уфа» музыкальный инструмент типа «Гитара», выпущенный Уфимской мебельной фабрикой по цене 18 рублей 50 копеек за штуку, с гарантией. И впоследствии небезуспешно прятали оную под кроватью несколько месяцев кряду, памятуя о провозглашенном отцом лозунге: «Никаких музык!». Когда наш заговор раскрылся, я уже знал несколько аккордов, текст песни «Я буду долго гнать велосипед», а деньги за гитару вернуть было невозможно. Другими словами – дело было сделано.

В этот год я бросил свое «самбо-дзюдо» и пошел на рукопашный бой в «Военно-патриотический клуб». Это был конец 80-х годов. Мало кто осознавал из тогда живущих в стране, что за словами «военный» и «патриотический» уже мало что стоит.

У Ришата, так звали тренера, я сразу оказался в числе любимчиков, поскольку пришел к нему более менее подготовленным, в отличие от основной массы мешков. К тому же у меня было кимоно и скудное знание ударов из карате, переданное мне отцом, который увлекался этим видом единоборств.

На первой тренировке Ришат произнес речь: «Пока вы будете вставать в стойки, вас десять раз убьют». Дальше, я думаю, об этом спорте догадливому читателю рассказывать ничего не надо, потому как это был такой же спорт, как из лягушачьего хвоста – хвост.

После занятий мы ходили в городскую баню толпой подростков во главе с тренером. Он был весь полосатый как зебра от шрамов, на руке была пересажена кожа. Все говорило в этом человеке о его причастности к множеству экстремальных ситуаций, и все мы хотели быть похожими на него. Он был для нас старшим другом, способным решать любые проблемы.

Ришат был на короткой ноге с криминальными авторитетами, группировками спортсменов, держащими в страхе рыночных коммерсантов, милицией и даже чиновников. Как выяснилось впоследствии, бывший морпех Ришат числился в резерве КГБ, имел награды, ранения и неафишируемое офицерское звание. Нас мало интересовало, было ли создание подросткового клуба его заданием, имеющее (как я сейчас догадываюсь) под собою цель – взять под контроль активную молодежь, или это было продиктовано его личным творческим порывом.

Он уезжал часто и неожиданно, так же как появлялись люди, заменявшие его на тренировках. По приезду Ришат ронял какие-то расплывчатые, многозначительные фразы о каком-то Карабахе, Прибалтике, о каких-то горячих точках и пропадал снова.

Я учился в восьмом классе средней школы, по-прежнему не выказывая никакой особенной заинтересованности к чему-либо, до тех пор пока не грянул очередной гром в моей жизни – я впервые влюбился.

3. Женский вопрос. (G)

«Все проблемы из-за безделья и баб, причем одно порождает другое…»

Прапорщик Хазиев

Оля Голубева обучалась в параллельном классе и была красивой девочкой, одновременно похожей на кавказскую пленницу из фильма «Кавказская пленница». Красную Шапочку из фильма «Красная Шапочка», гостью из будущего из фильма «Гостья из будущего» и Эмануэль из фильма… Ну, вы поняли… Как следствие, за Олей ухаживали парни из старших классов. Я в этой ситуации был объективным лузером, несмотря на активное участие в школьной самодеятельности в качестве гитариста.

Она не замечала меня! Частые подсылания к ней моих друзей с букетами не достигали ожидаемого успеха. Оля состояла в комсомольском комитете школы, и мне пришлось вступить в комсомол из-за нее. Все тщетно! Плодов мои усилия не приносили.

Оставалось одно – страдать. Либо второе – страдать и что-то делать.

В следующем году комсомол прекратил свое существование, а я и безответная любовь остались. И с этим нужно было как-то жить. До сих пор достоверно неизвестно – являлся ли я «всадником апокалипсиса» для комсомольского движения Союза Советских Социалистических Республик, или нет, но то, что первая, безответная, любовь пробудила во мне желание петь – это факт.

Сия сублимированная энергия не замедлила принести свои, несомненно, полезные дивиденды.

Во-первых, я начал сочинять песни, а во-вторых, я стал чаще драться. По поводу второго нужно сделать оговорку. Двухметрового роста я никогда не был и, надо признать, богатырского телосложения тоже. Обычно меня попросту били. Но поскольку амбиции защищать всех и каждого требовали реализации, «обиженных» я находил довольно быстро, вне зависимости от того, считали обиженные себя «обиженными», или нет. А там и до обидчиков добраться было можно. В этом месте повествование так же требует ремарочки.