Музы в век звездолетов - [22]

— Дорогой господин Шамбрелан, — со скукой в голосе сказал Жермен Мартен, — перестаньте, пожалуйста, говорить о деньгах. Это слишком избитая тема… Наши беоты починят вам судно и будут очень счастливы сделать это. Единственный вопрос, который стоит перед нами. Комиссией временной иммиграции, можно ли разрешить вам пребывание в стране эстетов и, с другой стороны, нет ли оснований задержать вас здесь на несколько месяцев…

— На несколько месяцев! — в ужасе воскликнул я. — Но…

— Прошу вас, — кокетливо-властным тоном прервал Мартен, — подождите… Вы увидите, что все уладится… Сударыня, садитесь… Не угодно ли чашку чаю?

Анна, умиравшая с голоду, радостно приняла приглашение. Снэйк пододвинул ей кресло, и, когда мы все удобно уселись за столом, Мартен снова заговорил:

— Послушайте… Вы задумали переплыть Тихий океан вдвоем, в маленьком суденышке, которое я только что мельком видел… Не можете ли вы сказать, с какими намерениями предпринята эта удивительная экспедиция?

— Только из-за любви к морю и отвращения к общественной жизни… Госпожа де Сов и я оба испытывали желание на некоторое время уйти от цивилизации. И она и я — хорошие моряки, и мы объединили свои усилия для этой поездки.

Мартен повернулся поочередно к двум своим товарищам; его глаза блестели.

— Оч-чень интересно! — сказал он напирая на слово «очень».

Ручко долго смотрел на меня своими прекрасными глазами.

— Дорогой господин Шамбрелан, — с участием спросил он, — эта дама была вашей любовницей до отъезда или стала ею лишь в путешествии?

Анна с гневом поставила свою чашку на стол.

— Что за вопрос! — сказала она. — Я никогда не была его любовницей. Мы товарищи по спорту, больше ничего… И какое вам до этого дело?

Мартен засмеялся; у него был удивительный смех, детский и в то же время дьявольский.

— Милый друг, — сказал он Ручко, — немножко терпения… Но ее тон был очарователен, не правда ли, Снэйк?

— Да… — задумчиво сказал Снэйк, — такой естественный…

— Дорогие чужеземцы, — обратился к нам Мартен, — вы должны извинить нашего друга Ручко, он думает, что все люди разделяют его любовь к публичным признаниям… Но — я прошу вас извинить и меня — его вопрос был из тех, которые члены Комиссии временной иммиграции вынуждены предложить вам… Говорите без опасений, здесь вы находитесь в стране, освободившейся от всяких условностей… Если вы любовники, мы это отметим, но будем очень далеки от того, чтобы порицать вас за это… Напротив, — с новым оттенком в голосе прибавил он.

— Я говорю без всяких опасений, — ответил я. — Но то, что сказала вам госпожа де Сов, правда… Мы только дорожные спутники, не больше.

— Что? — удивился Ручко. — Вы жили на этом корабле одни, вдали от всякого общественного контроля, и желание не было сильнее вашей гордости?.. Это удивительный случай, — прибавил он вполголоса, оборачиваясь к Мартену.

— Оч-чень интересно! — сказал Мартен. — Я думаю, дорогие коллеги, что более продолжительный допрос мог бы только испортить психологические возможности темы… Я предлагаю отправить их в психариум.

— Согласен, — сказал Ручко, окинув нас нежным взглядом.

— А вы, Снэйк? — спросил Мартен.

Но Снэйк уже несколько минут делал какие-то пометки в записной книжке, время от времени поглядывая на Анну. Он вздохнул.

— Да, — сказал он, — в психариум… разумеется.

— Итак, дорогие гости, — заключил Мартен, — потому что отныне вы наши гости: пока беоты будут не торопясь чинить ваше судно, вас поместят в центральный психариум Майаны. Идите туда смело; с вами будут обращаться ласково; там вас устроят скромно, но достаточно комфортабельно. Мы еще увидимся. Ах, чуть не забыл, дорогие коллеги… Одну комнату? Или две?

— Как? — воскликнула Анна. — Разумеется, две… Но что это за люди? — прибавила она, оборачиваясь ко мне. — Что такое психариум? Уж не посадят ли они нас в дом умалишенных? Неужели ничего нельзя сделать? Ну, Пьер, говорите же!

— Господа… — начал я.

Но я чувствовал, как меня опять охватывает та ужасная застенчивость, от которой меня излечило за последние два месяца лишь одиночество вдвоем.

Ручко сделал мне знак молчать и расплылся в благодушной улыбке, в которой я почувствовал безграничное презрение. Затем, поверх наших голов, как будто Анна и я не существовали, он бросил Мартену:

— Две комнаты! Но вы видели, как бурно они реагировали? Эти бедные люди фанатично верят в реальное!.. Позовите, пожалуйста, кого-нибудь из беотов, мой друг.

Мартен нажал кнопку звонка, и в комнату вошел человек в форме.

— Вы отведете этих двух чужеземцев в психариум, — сказал ему Мартен, — я дам инструкции непосредственно миссис Александер.

Человек поклонился, потом нагнулся к Мартену и шепнул ему что-то на ухо.

— Ах да, правда, — ответил Мартен. — Я и забыл про эксперта. Велите ему войти.

Анна взяла меня за руку.

— Послушайте, Пьер, да сделайте же что-нибудь… Эти люди или считают нас сумасшедшими, или сами сумасшедшие… Они только что говорили об эксперте. А вдруг мы окажемся в заключении? Пьер, вы знаете, что у меня спокойный характер, что я могу быть мужественной, но теперь мне страшно…

Снэйк посмотрел на нее и сделал знак Мартену.

— Удивительно! — отозвался Мартен. — Страх… Вот чего я не видел уже тридцать лет! — И он закончил, будто в театре: — Бо-оль-шой талант!