Мужские союзы в дорийских городах-государствах (Спарта и Крит) - [27]

Разные авторы толкуют это место по-разному. Затрудняют понимание отрывка, во-первых, неясность, к кому относится выражение δικασπόλον άνδρ(α), во-вторых, кажущаяся несогласованность глагольных залогов: δαίνυμι в медиальном, а άλεγύνω в активном. Фанта [246] толкует слова Антиклеи следующим образом: Телемах продолжает пользоваться царской привилегией Одиссея, в силу которой он имеет право на обед в доме каждого из своих подданных, прежде всего в домах знати (δικάσπολοι άνδρες). Этому, однако, противоречит единственное число существительного в инфинитивном обороте. Кроме того, выражение δαΐτας εϊσας говорит о, несомненно, коллективном характере обедов. Более убедительное объяснение предлагает Финзлер [247]. Телемах сохраняет отцовский надел и именно поэтому (как землевладелец, который может внести свою долю в складчину) продолжает участвовать в коллективных обедах знати. «Это приглашение не является частью царской γέρας и не вытекает из обязанности содержать царя, возложенной на знатнейших людей общины. Оно выражает лишь признание его имущественного положения». Тем не менее перевод, который предлагает Финзлер [248], нельзя признать удачным. Он не передает некоторые существенные, на наш взгляд, оттенки подлинника. Как и Фанта, Финзлер считает, что δικασπόλον άνδρ(α) не может относиться к Телемаху и что выражение следует понимать абстрактно [249]. В соответствии с этим он переводит δαιτα άλεγύνειν как «вкушать обед» (ein Mahl geniessen), хотя ни у Гомера, ни у поздних авторов этот глагол такого значения не имеет [250]. Сама форма обедов, их организация остаются при таком понимании весьма расплывчатыми. Все становится на свои места, если допустить, что именно Телемах и есть «муж-судья», что вместе с отцовским наделом он сохранил и этот его титул. Итакийские старейшины в представлении автора XI-й песни составляют группу (союз), все члены которой связаны друг с другом узами гостеприимства. Каждый из них в свою очередь принимает у себя всех остальных [251]. При этом сотрапезники не просто вкушают обед, а готовят его своими руками (άλεγύνουσι), как это делают, например, женихи в доме Одиссея (XVII, 175 сл.).

В период, когда создавалась «Одиссея», неделимость семейного имущества вплоть до смерти главы семейства была, по-видимому, все еще общим правилом (Od. XIV, 208; ср. II, 15 слл.). Поэтому положение юноши Телемаха среди итакийских старцев едва ли можно считать типичным. Но вместе с тем разобранный эпизод по-своему характерен. Он показывает, что развитие частной собственности знатных семей вносило свои коррективы в естественно сложившуюся организацию мужских союзов, в результате чего возрастной критерий, первоначально определявший принадлежность к союзу того или иного лица, теперь сплошь и рядом искажается или вообще игнорируется.

Другой пример устройства обедов союза в частном жилище дает та же XI-я песнь «Одиссеи» (413 слл.). Тень Агамемнона рассказывает о его предательском убийстве: сам царь и его товарищи были зарезаны, «как белозубые свиньи (в доме) богатого могущественного мужа на свадьбу, обед или роскошный пир» (ή γάμω ή έράνφ ή είλαπίνη τεθαλυίη); είλαπίνη у Гомера - обычное название коллективного обеда (Il. X, 217; XVII, 576 сл.). έρανος также обозначает групповую трапезу (у поздних авторов преимущественно в складчину)[252]. Однако, в данном случае обе эти формы стоят в одном ряду со свадебным пиром и, по-видимому, так же, как и он, устраиваются на средства «богатого мужа».

Интересную параллель этим двум пассажам «Одиссеи» находим в IX-й песни «Илиады». Нестор обращается к Агамемнону со следующими словами (70 слл.): «Устрой пир для старцев. Для тебя (это было бы) весьма пристойно. Ведь у тебя шатры полны вина, которое ахейские корабли ежедневно привозят из Фракии по широкому морю. Всякое у тебя есть угощение. Над многими ты властвуешь». Ахейские корабли, каждый день плавающие во Фракию специально за вином к столу Агамемнона, равно как и его огромный домен, который здесь имеется в виду, - конечно, не более чем поэтическая фикция, слабый отголосок былого могущества микенской державы. Однако, психологически речь Нестора звучит вполне убедительно: Агамемнон - богатейший в ахейском лагере человек и именно на нем лежит в первую очередь священный долг гостеприимства. Характерно, что смысловой акцент в этом отрывке падает именно на богатство Агамемнона, а не на его царский титул. Отсюда можно заключить, что в данном случае он выступает уже не в качестве представителя общины в устройстве пиршества подобно Il., IV, 343 сл. (см. выше, стр. 66), а как частное лицо. На практике между обедом в доме «богатого мужа» и «царским обедом» в собственном значении этого слова, очевидно, не было сколько-нибудь существенной разницы. И в том и в другом случае «старцам» подавались яства, приготовленные из припасов, взятых «у народа». Однако, в цитированной выше речи Нестора содержится, как нам кажется, намек на глубокий перелом в правосознании гомеровских греков. Продукты, считавшиеся прежде собственностью общины, теперь принадлежат одному человеку - царю, и находятся в его бесконтрольном распоряжении