Мужики и бабы - [262]

Воцарилась мертвая тишина. Акимов даже курить перестал, так и застыл, приоткрыв рот, глядя на Возвышаева. А Никанор Степанович, подымаясь на носки, вытягивая шею из полурасстегнутого узенького воротничка бекеши, спрашивал:

– Посмотрите там, в коридоре! Никто не поднял руку? Так, никто… Значит, все за. Таким образом, объявляю вас всех колхозниками.

Тут все словно проснулись и зашумели разом:

– Это по какому закону?

– Иде список? Поименнай!..

– Я подписи своей не ставил. Не имеете такого права.

– А ежели ф в Москву напишем?

– К Калинину пойдем, к Калинину!..

– Тихо! Я еще не кончил, – поднял руку Возвышаев.

Акимов схватил со стола звонок и замотал им над головой. Шум постепенно стих.

Возвышаев взял лист бумаги из раскрытой папки и стал читать:

– «Мы, граждане села Гордеева, постановили сего числа, то есть семнадцатого февраля, в девятнадцать ноль-ноль, организовать сельскохозяйственную артель, или колхоз, и вступить в таковой всем членам, а также считать фактически членами и не присутствующих на данном собрании. Нежелающим вступить в колхоз предоставить право подать в течение двадцати четырех часов заявление о выходе из артели. В случае же неподачи заявления в указанный срок считать всех автоматически членами данного колхоза. Тех же, которые подадут заявления на выход, считать как злостных противников колхозного строя и Советской власти, а посему земельно-луговой надел выделять таковым весной тридцать пятого года». Всем ясно?

И, не давая опомниться мужикам, покрывая разноголосый гомон, сам затряс звонком, пока снова не притихли все.

– Получите первое задание: поскольку вы теперь все колхозники, в течение восемнадцати часов, считая с этой минуты, собрать семенной фонд, скот и сельхозинвентарь. Все население объявляется мобилизованным с запрещением выезда из села до известного срока, который будет установлен особым решением. Кто воспротивится сдавать семфонд или скот, будет привлечен к ответственности судебно-следственной бригадой. Представляю членов бригады лично: нарсудья товарищ Радимов, нарследователь товарищ Билибин и заведующий райзо товарищ Чубуков.

Каждый из поименованных привстал и поглядел строго в зал.

– Им будут помогать товарищ Акимов, милиционер Ежиков и члены гордеевского актива. Всех предупреждаю – жаловаться некуда. Выше нас власти нет. Все! А теперь расходитесь по домам и приступайте к выполнению задания.

Из передних рядов встал старик в свитке и, подняв над головой зажатую в кулаке шапку, замахал ею, обращаясь к односельчанам:

– Обождитя, мужуки! Сто-ойтя!

Возвышаев спросил на ухо Акимова:

– Кто такой?

– Бондарь.

– Возьми на заметку!

– Он и так никуда не денется.

Старик, осадив поднимавшихся было мужиков, обернулся к Возвышаеву:

– Все, что вы тут читали нам, это вы сами и написали. А когда же напишут и скажут по-нашему?

Старик был худ, высок, с открытой, жилистой шеей и смоляными горящими глазами.

– Сперва надо представиться – кто ты есть? – сказал Возвышаев.

– Прозываюсь Петрусевым, – ответил старик. – Авдей Исав.

– Итак, чем вы недовольны, Авдей Исаевич? – спросил строго Возвышаев.

– Я-то всем доволен. У меня все свое. А вот вы ответьтя, по какому праву нарушаете закон?

– Какой же это закон мы нарушаем?

– Тот самый. Ленин дал нам волю или нет? Отвечайте!

– Ну, дал.

– А вы ее уже однава отбирали.

– Когда же у вас отбирали эту волю? Каким образом?

– Таким же самым… Значит, какое равноправие дал нам Ленин? Голосовать! А вы помимо его воли, без нашего голосования, отбирали у нас и хлеб, и скотину в эти самые годы… Ну, когда денег не было, а вся торговля шла на хлеб.

– В комунизьму! – крикнули из коридора.

– Во-во! В эту самую комунизьму, – подхватил старик. – Потом вашего брата за это ж наказывали. А сколь мужиков погубили? За что, спрашивается?

– Вы мне тут кулацкие речи не пускайте! Вы знаете, что бывает за саботаж решения партии и правительства?

– Ты не грозись, а прочти нам, что Ленин написал или теперешний главный начальник, Сталин.

– А я вам что читал?

– Это вы сами написали! – закричали уже со всех сторон.

– Сталин не говорил, чтоб загнать всех разом за сутки.

– Тут омман, мужики… Озорство, одним словом.

– Так ведь мы ж не с потолка брали. Нам директива спущена, от правительства! Вы что, газет не читаете?

– В газете Штродов насочинял.

– Игде директива Сталина? – кричали из коридора.

– Директива в книжке пропечатана. Закон! А вы нам свою бумажку прочитали, – торжествующе, покрывая шум, сказал Петрусев и сел.

Возвышаев, красный от негодования, схватил звонок и долго тряс им, потом грохнул наотмашь кулаком по столу и закричал:

– Вы что, бунтовать сюда собрались? Рекомендую одуматься и разойтись по домам. Все! Сход окончен.

– Нам итить некуда – ноне дворы отобрали, завтра выгоните из домов.

– Прекратите базар! Хорошо, кто против колхоза, напишите здесь же заявления. Даем вам сроку час. Через час судебно-следственная бригада примется за дело. Помните, каждого, кто напишет против колхоза, расцениваем как противника Советской власти со всеми вытекающими последствиями.

И сразу все смолкли.

– Акимов, принесите им сюда на стол несколько тетрадей, пусть пишут заявления о выходе из колхоза, а мы подождем в канцелярии.