Мужики что надо - [41]

Холодея от ужаса, Заяц представил летящий ему в лицо огромный, величиной едва ли не с его, Олега, голову, кулак Коновалова. У младшего лейтенанта затряслись колени и неприятно заныло в низу живота, но, собравшись с силами, он пробормотал:

— Подожди, Федь, я должен тут разобраться с наручниками, и потом, м-м-м, почему бы тебе самому не забрать у него оружие?

— Делай, что я тебе говорю! — заорал напарник — Или я тебя самого сейчас пристрелю, урод несчастный!

Кожевенков поперхнулся от обиды, ему жутко захотелось удрать куда-нибудь подальше отсюда, только бы не видеть ни этого проклятого грубияна Коновалова, ни вконец озверевшего друга.

— Да не ссорьтесь вы, ребята, — проговорил Вася примирительным тоном и улыбнулся, делая шаг к продолжающему держать его на мушке Нилову и медленно опуская вниз руку.

— Не двигайся, Коновалов, или, клянусь тебе, я нажму на курок! — заорал старший лейтенант, причем даже в блеклом свете уличного фонаря было видно, что лицо его стало совершенно багровым от злости.

— Ты можешь застрелить человека, с которым работал столько лет, из-за какой-то ерунды!?

Ты что, спятил, Федь? — увещевал Вася бывшего коллегу, медленно приближаясь.

— Можешь не сомневаться, скотина, я выстрелю, если ты сделаешь еще хотя бы шаг.

Расстояние между Коноваловым и толстяком медленно сокращалось, теперь их разделяло не более двух метров. Копайгора и Соболев, охраняемые совершенно лишившимся мужества Кожевенковым, опустили руки и, стоя рядом с машиной, вместе со своим стражем наблюдали за развитием событий.

Улица была не слишком-то многолюдной, но все-таки какое-то движение на ней наблюдалось Однако все — как водители, так и пешеходы — старались держаться подальше, старательно объезжая и обходя странную группу из трех человек и двух милиционеров, выяснявших отношения возле трех автомобилей весьма разнообразного вида.

В этом районе любопытство было не в чести.

Не вовремя заданный вопрос или не в меру любопытный взгляд мог дорого обойтись неосторожному человеку.

— Стой, Коновалов! Стой на месте! — прохрипел Тощий. Его ладонь, сжимавшая рукоятку «Макарова», стала совершенно мокрой.

Вася сделал еще маленький шажок, потом другой, сокращая расстояние, отделявшее его от обезумевшего Нилова, а вернее, от дула его «ПМ» приблизительно еще на полметра.

— Стою, стою, Федь! Видишь, я стою, что ты так кипятишься? Тебя же так удар может хватить, старик, успокойся, подумай о своей жене…

— Не смей говорить о моей жене, сука! — Нилов заорал так, что в доме за спиной у бывшего оперативника кое-где зажегся свет в окнах и несколько смельчаков рискнули высунуть свои любопытные носы в щелочки между шторами.

— Как скажешь, Федя, только ради Бога не сердись… — с сочувствием проговорил Василий.

Позиция была занята. Оставалось ждать момента.

— По какому праву вы нас арестовываете? — раздался вдруг голос Ивана Копайгоры. — Я честный труженик! Я пять-де-сят лет за станком простоял! Воевал! Ранения имею! Награды! Я не позволю, чтобы меня хватали какие-то придурки, какие-то шуты гороховые, какие-то недоделки, недоноски, уроды, я не поз-во-лю, чтобы меня обыскивали и оскорбляли! — голос старика задрожал.

При этих словах опешил даже Коновалов. Кто кого тут оскорбляет?

А Копайгора и не думал униматься:

— Но вы еще пожалеете об этом! У меня старший сын живет в Москве, он адвокат, к самому министру в кабинет дверь ногой открывает! Он приедет (тут уже становилось не совсем понятно, кто приедет: адвокат ли Михаил Копайгора или сам министр внутренних дел) и со всех вас погоны поснимает, весь ваш проклятый райотдел разнесет к чертовой матери! У меня внук на флоте, он… Я вас всех тут уконтропуплю на фик!..

Старик едва не задохнулся и потому на секунду прервал свой гневно-обличительный монолог.

— Что? — Нилов повернулся, тараща глаза, уставился на раскипятившегося не на шутку старика и, естественно, на миг выпустил из виду бывшего коллегу.

Более всех своей речью Копайгоре удалось впечатлить Кожевенкова. Младший лейтенант никак не мог взять в толк, где, в каком таком отсеке внутри этого мирного, уютного на вид старичка, вполне по возрасту годившегося Олегу в дедушки, смогла разместиться столь неслыханная наглость.

Сбиваемый ею с ног и уносимый в неведомые дали, Кожевенков, словно сквозь сон, увидел, как Коновалов схватил своей клешнеобразной лапищей запястье Нилова, а затем, сделав подскок, обрушил сжатую в молотоподобный кулак кисть правой прямо на багровую физиономию старшего лейтенанта. Бывший коллега отодвинул ослабевшую руку с пистолетом далеко в сторону и еще дважды двинул Нилова, видимо, для верности, сначала по необъятному пузу, а потом снова по физиономии.

Федя медленно сполз на землю. Коновалов, нагнувшись, поднял его «ПМ» и, подходя к Зайцу, сказал:

— Дай мне взглянуть на твою «пушку».

Тот достал из кобуры пистолет и, держа его за ствол, медленно протянул Коновалову ручкой вперед.

— Спасибо, — поблагодарил Коновалов. — Я всегда знал, что из вас двоих хоть ты-то один нормальный.

— Ты же мог его убить, Василий Андреич? — пролепетал заплетающимся языком младший лейтенант.

— Да ни хрена ему не будет, старик! Наоборот, я его спас. Если бы не я, его бы точно хватил удар. Ты же видел, что с ним было? А так полежит чуть-чуть и встанет, как огурчик… Ты, кстати, не знаешь, чего это он так разошелся?