Мужество любви - [203]

Смотрели материал фильма «Свет над Россией» — подмонтированные в сюжетной последовательности, частично озвученные эпизоды: в Кремле, у Феликса Дзержинского, беседа Ленина с крестьянами, на квартире инженера Забелина. На просмотре были автор сценария Погодин, от Союза писателей Леонид Соболев, артист театра имени Моссовета Ванин (он запомнился мне а роли Братишки в «Шторме» Билль-Белоцерковского!), Герасимов, Бабочкин (бессмертный «Чапай»!), Пырьев… Иван Александрович подошел ко мне, пожал руку, сел рядом. Оба молчали. Однако чувствовалось: у Пырьева в душе «лед тает»!

Одобрили работу режиссера Сергея Юткевича. Он, по общему мнению, сумел значительно приподнять, психологически обогатить отдельные сцены. Основной спор велся вокруг образа Ленина в исполнении артиста Колесникова. Одни считали, что Колесникову удался лишь внешний облик Владимира Ильича, другие критиковали его за скованность движений. Были и такие, которые в целом не принимали «колесниковского» образа.

— Ваше мнение? — обратился ко мне Пырьев.

— Конечно, не Щукин! Угловатость какая-то в движениях, в повороте головы… Мне рассказывала Лидия Александровна Фотиева…

— Вы с ней знакомы?

— Да. Так вот, по свидетельству Фотиевой, Ленин в жизни был совершенно иной, чем мы сейчас увидели на экране.

— Согласен! — коротко обронил Пырьев, прислушиваясь к выступлению Соболева.

Леонид Сергеевич по-доброму оценил труд сценариста, сделал ряд замечаний в адрес Колесникова, рекомендовал Юткевичу еще поработать с артистом над образом вождя.

— Картина получится! — сделал вывод Бабочкин.

— Должна получиться, — подтвердил Ванин.

Обсуждение материала заняло около двух часов.

— Благодарю всех присутствовавших на просмотре, — сказал Большаков. — Никаких фильмов нельзя выпускать с ходу. Уверен, товарищ Юткевич сделает все, чтобы картина «Свет над Россией» отражала генеральную линию нашей партии в искусстве. Пожелаем Сергею Иосифовичу дальнейшей плодотворной работы над картиной, сдачи ее в строго… да, да!.. в строго установленный срок!

Подходя к своей комнате, я услышал продолжительный, настойчивый звонок внутреннего телефона. Снял трубку.

— Да?

— Борис Александрович? Это… я!

— Аннушка?!

— Закажите, пожалуйста, пропуск к вам.

Снова встреча с «маленькой ленинградкой», теперь — с моим и Вериным другом. В порывистой комсомолке двадцатых годов, волевой, по-детски упрямой Аннушке заметна перемена: какой-то винтик в характере явно подкручен, она стала собранней, более строгой, накопленный житейский опыт сочетался с энергией молодости. В кресле сидела деловая женщина в изящном костюме, темной шапочке с черной вуалеткой, с усталой улыбкой на губах.

— У вас разрешается? — спросила она, доставая из портфеля коробку папирос.

— Пожалуйста! Начали курить?

— Балуюсь.

— Смотрите: разбалуетесь — не уймешь!

— Я бываю покорной…

Аннушка чиркнула спичкой. На меня пахнуло не табачным дымком, а ветром с Невы: вспоминались трудовые ленинградские дни, первая книга «Молодой гвардии» в послеблокадном Ленинграде, старик Жуков со слуховым аппаратом, чудесная Александра Ивановна, вечер с друзьями в номере «Астории», белой молнией мелькнула в глазах простыня, сорванная с мертвой Зои в морге. Многое что вспомнилось…

— Что новенького? Какие книги вышли?

— Последняя при мне — книга Михайловского «В боевом строю». Написана с творческим подъемом, с хорошим знанием жизни на флоте.

— Почему говорите — последняя?

— Я больше не в «Молодой гвардии».

— Это же как понять: уволились по собственному желанию?

— Нет. Уволена… по сокращению штатов.

— Что, что? По какому такому сокращению? Наоборот, сотрудников не хватает!

— Фаина Сергеевна упразднила должность заместителя директора.

— Да разве можно?!

— Выходит, можно. Преподнесла мне в день Восьмого марта «ценный подарок»: приказ об освобождении от работы.

— Хм!.. Мягко говоря, не умно. Даже оскорбительно!

Аннушка продолжала с плохо скрываемой неловкостью:

— По правде говоря, не жалею, что ушла из «Молодой гвардии». Руки опускались, воздух стал спертым… Горком партии направил меня ответственным секретарем в ленинградское отделение Всесоюзного общества по распространению научных и политических знаний. Опять и там все надо было начинать с нуля. Вы знаете, я люблю закладывать первые кирпичи!.. Работы по горло, она увлекательная, живая, люди, люди и люди — ученые, писатели, партийные работники. Вот сейчас привезла в столицу целую делегацию ученых на первый съезд общества: сорок профессоров и академиков будут представлять наш Ленинград! Все время приходится быть с ними, ни на шаг не отпускают: то им нужно узнать, другое. Я — как ходящее справочное бюро! Свободного времени — ни секунды. Но все же удрала, хотелось повидать вас, соскучилась! Повидала, и вроде… как вы не уезжали из Ленинграда!

Аннушка погасила в пепельнице недокуренную папиросу, встала.

— Бегу!

— Так быстро?

— Увы! Надо еще в ЦК партии, в Дом ученых… Привет Веруше! Нынче не успею побывать у вас, в Комсомольском, но в следующий приезд — о-бя-за-тель-но!

Помедлила, по-детски улыбнулась:

— Можно вас поцеловать?

— Аннушка, разве об этом спрашивают? По-моему… должно!