Мужчины, за которых я не вышла замуж - [43]

— Добро пожаловать, — приветствует меня высокий смуглый официант, неторопливо приближаясь к моему столику. — Напитки?

— Конечно. Вермут с содовой.

— Вермут? У нас такого нет. Могу предложить замечательный местный ром, — с певучим акцентом отвечает он.

Не хотелось бы пить это что-то совсем неизвестное.

— Ром — это хорошо. А что вы порекомендуете?

— Я сделаю для вас наш фирменный коктейль. Двойной, — говорит он и подмигивает.

В ожидании двойного не-знаю-чего я лениво озираюсь. От улицы кафе отделяет низкий деревянный забор; я вижу, как мимо пробегают несколько смуглых босых ребятишек в ярко-красных шортах и пара собак. Мужчина, катящий тележку с фруктами, улыбается мне и протягивает через забор какой-то плод.

— Гуава, — предлагает он. — Только что собрал. Пятьдесят центов.

— Нет, спасибо, — вежливо отвечаю я.

— Манго? — Он подает мне свежий, ароматный плод, но я снова отрицательно качаю головой. — Берите. — Мужчина кладет манго на стол. — Это вам. В подарок. С Днем благодарения.

Как мило с его стороны праздновать День благодарения, особенно если учесть, что Виргин-Горда — это территория Великобритании. Единственная причина, по которой мы поглощаем индейку и тыквенный пирог, — то, что некогда отцы-пилигримы спаслись от английского владычества. Слава Богу, все забыто.

В нескольких шагах от меня на циновке сидит женщина и плетет замечательную камышовую корзинку. Компания туристов останавливается полюбоваться ее работой и покупает несколько штук. Может быть, мне следовало бы сказать Розали, что здесь у нее есть возможность открыть свое дело? Если ее самодельные коробочки-гнездышки и вязаные салфеточки не станут гвоздем сезона, она всегда может основать свою фирму под сенью полосатого зонтика.

Приятного вида мужчина облокачивается о забор рядом с корзинщицей, открывает бутылку колы и делает затяжной глоток. Волосы у него добела выгорели на солнце, кожа совсем темная от загара, а в уголках глаз лучатся очаровательные морщинки — мужским лицам они придают суровость и особую мужественность. На нем защитного цвета шорты и белая футболка без рукавов, подчеркивающая широкие плечи и мускулистые руки.

Он открывает туго набитую сумку, висящую через плечо, и достает суперсовременный фотоаппарат. Должно быть, эта игрушка совсем новая: сначала он листает инструкцию, потом, держа камеру перед собой, делает несколько снимков. Вглядевшись в полученные кадры, вносит какие-то коррективы и снова начинает щелкать, Одного за другим он фотографирует ребятишек, продавца фруктов, корзинщицу, потом оборачивается, чтобы снять официанта, парочку за соседним столиком и, наконец, меня.

Объектив, по моим ощущениям, задерживается на мне слишком долго. Тут мужчина медленно опускает фотоаппарат и разглядывает меня — с головы до ног.

— Господи! — восклицает он. — Хэлли Лоуренс! Это ты!

Полсекунды уходит у него на то, чтобы закрыть объектив дорогого аппарата, и он несется ко мне, стискивает в объятиях, срывает со стула и начинает кружить. Я пытаюсь вырваться, дрыгаю ногами и случайно бью его по колену.

Он ставит меня на землю, ухмыляется и потирает ушибленную ногу.

— Это и в самом деле Хэлли… — Он трясет перед моим носом большим пальцем правой руки. — Годы физиотерапии! Но сейчас уже почти все в норме.

— А я столько лет сама не своя от тревоги! — Я смеюсь и качаю головой. — Кевин, поверить не могу! Какое совпадение.

— Да-да, из всех случайностей, которые происходят в этом мире… — Он улыбается, а я краснею, вспомнив тот вечер, когда мы отправились смотреть «Касабланку» в кинотеатр на открытом воздухе. Фильм по большей части прошел мимо нас, но мы всегда говорили, что это наша любимая картина. Он нежно проводит пальцем по моей щеке. — Мама сказала, ты звонила; я ждал, что ты меня разыщешь.

— Я здесь в отпуске, — запинаясь, произношу я.

Кевин кивает.

— Прекрасно выглядишь. Мама сказала, ты развелась. Жаль. То есть — не очень. Как насчет того, чтобы поужинать сегодня со мной? Я знаю одно потрясающее романтическое местечко.

Я судорожно сглатываю. Ну и темп! Может быть, сначала стоит поговорить о старых добрых временах за чашкой кофе, а уж потом выпустить на сцену романтику? С другой стороны, Кевин никогда не скрывал своих мыслей. Я тут ненадолго и строить из себя недотрогу просто некогда.

На всякий случай я уклоняюсь от прямого ответа.

— Да. Я развелась. А как у тебя дела?

— Разве мама тебе не рассказала? Я все еще не остепенился, как она это называет.

— Подружки?

— Десятки! Но в данный момент — ни одной. По крайней мере с кем было бы что-то серьезное.

Я не спрашиваю, на каких условиях может возникнуть что-то серьезное. Все, о чем идет речь, — ужин.

— Я была бы рада встретиться с тобой вечером, — отвечаю я и раздумываю, не значит ли это, что мне придется вытащить из чемодана розовые туфли.

— И не надейся, что ты рано вернешься, — с улыбкой заявляет он. И в подтверждение своих слов неожиданно сгребает меня в охапку и крепко прижимает к себе — ничего похожего на эти объятия я не помню. Его крепкие руки и когда-то грубые мальчишеские поцелуи теперь приправлены мужественной нежностью. Наверное, мне следовало бы уклониться от поцелуев, но почему-то я этого не делаю.