Мужчины, рожденные в январе - [11]

Позавчера, когда солнце еще не зашло, но уже было прикрыто самой высокой вершиной сопки на северо-западе, когда поселок Горячие Ключи лежал на дне синего озера тени, они вчетвером возвращались с прогулки и возле гостиницы — длинного невысокого здания с маленькими окнами и широким крыльцом —.увидели двух девушек и мужчину в фуражке с голубым околышем, в кожаной куртке пилота. Они сразу поняли, что это гости из райцентра, расположенного в сорока километрах от источника.

Лобов шел чуть-чуть впереди и слышал обрывок шутливого разговора.

— Без адюльтера жизнь слишком пресна. Потом, о чем бы писали в романах? Наконец, женщины умерли бы от скуки, — сказала одна из девушек.

— Ты, Коленька, пожалуйста, возмутись. Ума не приложу, как можно заявлять такое на пороге загса, — как бы продекламировала вторая девушка (теперь-то он знал, что это говорила Ирина). Скрытая, но улавливаемая неестественность слегка царапнула сознание Лобова, он еще тогда подумал о девушках, как о провинциальных фифочках, которые старались казаться умнее, чем были на самом деле.

Лобов учтиво поздоровался.

— Мы должны потеснить вас, потому что женская половина гостиницы на ремонте, — открыто, смело глядя на мужчин, заговорила старшая девушка — русоволосая, с красивыми запоминающимися губами. — Конечно, непрошеный гость хуже… Но мы ж не виноваты. Правда?..

— В нашей «казарме» места хватит, — поэт Полонов картинно протянул обе руки в сторону гостиницы.

И вот тут Лобов встретился со взглядом второй, более молодой девушки, которую он рассматривал украдкой. Лобов по-мальчишески покраснел. Через взгляд, как по шаткому, готовому в любое время рухнуть мостику, через пропасть настороженности и скованности успел пробежать гладкий и добрый божок доверия, ухмыляющийся беззубым младенческим ртом. И потом, позже, когда они знакомились официально, на глазах у всех, называя друг другу свои имена, он, тридцатилетний, намного старше девушки, назвал себя не Борисом Ивановичем, а Борисом, повинуясь нашептыванию того розоворотого божка. Когда они сидели всей компанией на крыльце гостиницы, когда пили чай со смородиновым вареньем, привезенным девушками, Лобов и Ирина перебрасывались незаметно взглядами, и гладенький божок доверия все бегал и бегал по мостку, радуясь своей веселой работе.

Утром девушки ушли за грибами. Лобов с нетерпением ждал возвращения Ирины, однако старался выглядеть беззаботным и веселым, неудачно острил. Ребята, заметив это, подшучивали над ним, а гладенький божок сидел на розовом облачке под сердцем у Лобова и тихонько грустил. Когда в конце дня вернулись усталые грибники, божок очнулся и повеселел. Всей компанией пошли гулять, и получилось так, что Лобов все чаще и чаще оказывался рядом с Ириной, а то вдруг она сама подходила к нему.

Наутро Николай и подруга Ирины Стелла решили подняться на перевал, а если хватит сил, то и на сопку. Говорили они о своей прогулке с преувеличенным спокойствием, как о деле обыденном, но всем стало ясно, что им хочется побыть вдвоем, что ради этого они, наверное, и приехали к источнику. Они вышли перед самым обедом и вскоре затерялись в складках перевала, зеленевших на буграх тальником и серебрившихся ивняком у ручьев в низинах. Ирина предложила Лобову пойти искупаться в источнике.

— Вот возьму и назло всем поеду с вами к Ледовитому океану, — сказала она после долгого молчания шутливо-капризным тоном. — Ну почему меня не посылает в командировки больничное начальство!

Лобов заметил, что Ирина не обращалась к нему ни на «ты», ни на «вы». Они находились между «вы» и «ты», как пешеходы в арифметической задаче между пунктами А и Б. От «вы» веяло осенним холодом, а они как бы перескочили в отношениях в иную климатическую зону, где была уже весна. Но говорить «ты» еще не пришло время.

Лобов и Ирина поднимались по ступенькам залитого солнцем крыльца. Лобов поддерживал девушку под локоть, и память, как катапульта, выбросила его из настоящего в прошлое.

Вот так же он поднимался по ступенькам с другой. Была она в подвенечном платье, с идеальными строгими чертами лица знатной римлянки. По сторонам с цветами в руках стояли мальчишки из детской спортивной школы, которой руководил отец невесты. Тесть ждал их у двери Дворца бракосочетания, в поблескивающем, подобно рыцарским латам, дорогом костюме, сверкая в улыбке белизной крупных зубов, гордо поигрывая глазами. И тут же память высветила финал: та, что некогда была в подвенечном платье, похожая теперь на ведьму, бегала с растрепанной головой по комнате, швыряла в чемодан вещи, а заодно швыряла в него, Лобова, оскорбительные слова.

Лобов открыл гостиничную дверь, прошел узкие сени, дернул за ручку вторую дверь, пропустил вперед Ирину. И тут грянул торжественный «Свадебный марш» Мендельсона. Это приехавшие с Лобовым музыканты, перемигиваясь, лихо наигрывали мелодию марша на баянах. Полонов, в белой сорочке с расстегнутым воротом, не в такт махал руками, его женственное лицо разрумянилось.

— С омовением вас, друзья! — прокричал Иван Васильевич, не переставая дирижировать. Слово «омовение» он произнес так же торжественно, как произносят слово «венчание».