Мужчины на моей кушетке - [96]

Он сложил кое-какие свои пожитки в машину и приехал ко мне из Флориды. «Ты — любовь всей моей жизни, — сказал он. — Мне плевать, чего это будет стоить, но мы должны быть вместе».

Я была на седьмом небе. Наконец-то спор о том, кому следует переехать, окончен, и я получу и Рами, и Нью-Йорк! Я попрощалась со своими соседками на Таймс-сквер и сняла для нас квартирку на Верхнем Вест-Сайде. Мы каждый день ужинали вместе и наконец спали вместе каждую ночь.

Однако эта сбывшаяся мечта продержалась всего около двух месяцев. Я избавлю вас от подробностей и просто скажу, что все события можно свести к следующему: он купил мне обручальное кольцо. Мы поссорились. Он вернул кольцо и купил себе «Ролекс». Мы поссорились. Он выбросил «Ролекс» в Гудзон. И вернулся во Флориду.

Я впервые осталась в Нью-Йорке одна.

Это не было разрывом, мы просто вернулись к отношениям на расстоянии. Рами скучал по своему большому дому во Флориде, он говорил, что не может жить так, как живут люди на Манхэттене.

Я думала о том, что он говорил, лежа по ночам в своей крохотной квартирке-студии — настолько тесной, что можно было с кровати дотянуться до холодильника и открыть его. Я осознала, что стоит пересмотреть собственные стандарты жизни: ну, сколько еще я буду жить в квартире с кухней размером с телефонную будку и с мышами, резвящимися в комнате, пока я сплю? (Я держала под рукой ключи и туфли, чтобы было чем швырять в них посреди ночи.)

Потом я припомнила свое обещание вернуться во Флориду после того, как проведу один год в Нью-Йорке, — и истинную причину того, почему не хотела возвращаться.

У нас были проблемы с доверием . Я не чувствовала себя в безопасности, поэтому не готова была идти на риск. Я решила остаться в Нью-Йорке, вместо того чтобы посмотреть в лицо своей тревожности по поводу жизни с Рами. Это безумие, думала я. Я же учу своих клиентов быть смелыми и мужественными с теми, кого они любят. И решила, что теперь пришло время рискнуть и мне.

Итак, я позвонила Рами и сказала ему, что собираюсь вернуться во Флориду. Я продала свою практику, сдала квартиру в субаренду, попрощалась со всеми подругами.

«Ты что, спятила?» — спрашивали они, когда я собрала их всех вместе в винном баре Верхнего Вест-Сайда, чтобы сделать это объявление. Несмотря на их ахи и охи, я ощущала полный мир в душе — того рода спокойствие, какое чувствуешь, когда наконец принимаешь важное решение. Мы с Рами взволнованно строили планы новой совместной жизни…

Спустя несколько дней, когда я паковала чемоданы, Рами позвонил мне.

— Может быть, было бы лучше, если бы ты сняла здесь собственную квартиру, вместо того чтобы перебираться ко мне, — предложил он.

— Как?! Почему?

— А что, если мы наскучим друг другу? — промямлил он. — Я не хочу оказаться загнанным в ловушку, — и разразился потоком сбивчивых слов и фраз, едва ли осмысленных, звучавших как жалкие отговорки. Я была настолько ошарашена, что почти не слышала его. — Может быть, мне следовало бы попросить тебя подписать какой-то договор о том, что я не несу за тебя финансовой ответственности… — пробормотал он наконец.

Я бросила трубку, рухнула на пол в своей загроможденной упакованными вещами квартирке и зарыдала.

Рами дал задний ход, как, по предсказанию таксиста Мохиндера, он и должен был сделать, если бы я когда-нибудь стала для него по-настоящему доступной.

Я поверила, что, если только я совершу свой прыжок в неведомое, мы обретем стабильность. Мне стало ясно, что, уклоняясь от Рами все эти годы, я поддерживала как раз достаточное расстояние между нами, чтобы ему было комфортно , несмотря на то что он всегда жаловался на мое отсутствие…

И тут до меня дошло. О боже мой! Моя практика! Я уже успела подписать документы на передачу ее новому владельцу! Кроме того, я должна была съехать из своей квартиры в течение двух недель. Я только что изменила всю свою жизнь, приняв, как я считала, отважное решение во имя любви!

Я заставила себя прийти в чувство и заказала билет на ближайший рейс туда, куда всегда хотела уехать, — в Калифорнию. За считаные дни я сняла в субаренду комнату в красивом доме напротив пляжа и вернулась в Нью-Йорк, чтобы упаковать остальные свои вещи. Я решила сложить их в картонные коробки и отправить почтой самой себе.

Надписывая на коробках свой новый адрес в Сан-Диего, я почему-то совсем не удивилась, когда у дверей объявился Рами, желающий поговорить. На этот раз я просто попросила его помочь мне довезти коробки до почтового отделения. Они слишком тяжелые, сказала я.

И на этом все кончилось.

Да, Рами сделал мне больно. Ложью, донжуанством, отвержением. Однако я никогда не считала себя дурой ни из-за своего решения переехать, ни из-за решения любить этого мужчину. Ибо моя истинная верность принадлежит самой любви . Да, он расстроил меня, но это было результатом его собственной битвы с любовью. Я горда своим мужеством и своей преданностью любви, и, хотя я часто ошибаюсь, каждый раз она поднимает меня на новую ступень.

* * *

Один из самых частых вопросов, задаваемых пациентами — и мужчинами, и женщинами, которых подкосила сердечная рана, — таков: «Зачем мне снова это делать? Зачем мне раскрываться?» Эти люди пытаются примирить два факта: что возможность «обжечься» в любви существует всегда и что они все равно нуждаются в ней.