Мужчина во цвете лет. Мемуары молодого человека - [127]

В таком заблуждении я оставался до того момента, пока в тронном зале дворца не встретил директора Ланцманиса. Еще полчаса мне потребовалось, чтобы понять, что в Рундале ничего не строят и не возводят. По крайней мере, в обычном смысле слова. Огромная барочная постройка со своими плавными, прерывистыми, сдвоенными линиями, диссонансом пропорций, изгибами и завитками, выпуклостями и контрастами, совсем как живое существо, лежала, увязнув в трясине времени. Горстка энтузиастов пыталась вызволить ее оттуда и водворить на зеленую лужайку. Вернуть миру то, что кануло в Лету, что давным-давно перестало существовать, что требовалось отколдовать у пожаров и прохудившихся крыш, у залов, некогда служивших конюшнями и складами. Вернуть примерно так, как с помощью прокручиваемой обратно киноленты возвращают на берег прыгнувшего в реку пловца, а увядший цветок — к поре цветенья.

Ланцманис был замечателен своей деловитой восторженностью. За время нашей беседы он не проронил ни одного высокопарного слова. Только рассказывал, как удалось восстановить первоначальный вид парадной лестницы, как был раскрыт рецепт изготовления красок для изразцов печей и найдены рисунки гипсовой лепнины Большого зала и как отыскались «прототипы» художественной ковки. Затруднения возникли и с мебелью. Прежняя обстановка в смутах столетий была разворована и растаскана по разным углам, разошлась по аукционам и погибла в пожарах. Розыски письменного стола Бирона привели в кабинет Клемансо, а оттуда дальше к частному коллекционеру из Женевы. Зато к моменту организации музея на нижнем этаже дворца уже была собрана мебель из старых курляндских поместий. Кое-что прислали из Эрмитажа. Рядом с креслами и столами лежали сотканные по заказу рулоны обоев и картины, похожие на те, что когда-то украшали картинную галерею дворца. Между прочим, в помещении галереи сюрприз следовал за сюрпризом: под верхним слоем краски открылось несколько более древних слоев настенной живописи, а это означало, что «картинная галерея» отнюдь не картинная галерея. И приходилось снимать слой за слоем. С потолочными росписями все было наоборот, они отслаивались от основания, и каждый квадратный сантиметр приходилось приклеивать, впрыскивая внутрь связующий состав.

Но более всего потряс меня шкаф. Широкий, массивный, дубовый. Возможно, Биронам не принадлежавший, но герцогские времена он помнил, это уж точно. В шкафу висели серебром и золотом расшитые камзолы, цветастые жилеты, парчовые платья. Тщательно вычищенные, отреставрированные. Будто они не пролежали несколько столетий в цинковых гробах, прикрывая бренные останки герцогов и герцогинь. Будто время повернулось вспять. Страница из новелл Эдгара По. Теория относительности Эйнштейна в действии.

Когда беседовал с Ланцманисом, у меня было такое ощущение, что я беседую со Шлиманом Трои или Картером Тутанхамона. Не так уж много людей, живущих в одно и то же время в настоящем, прошедшем и будущем.

Ночевал я во дворце. Проснулся в темноте от стука собственных зубов. Тускло светилось усыпанное звездами окно. Не знаю, в самом ли деле была в том нужда или это только моя фантазия — но из спального мешка пришлось вылезти. Посвечивая фонариком, выбрался в коридор. Вокруг искрящегося лучика сгущалась тьма. Ниши и своды отбрасывали подвижные тени. Если в Рундальском замке и водились привидения, то уж не шастали, завернувшись в простыни, а расхаживали в своих затейливых одеяниях. И вдруг где-то в отдаленье разразились боем часы. За ними другие. И еще одни. Поверьте, в определенных обстоятельствах это сильно действует. Я не упал, должно быть, только потому, что держался за дверную ручку.

Домой возвращался в комфортабельном автобусе. За Бауской заметил, что следом за нами, истошно сигналя, мчится мотоцикл. На пружинящем заднем сиденье покачивалась девушка, и в этом ничего необычного не было. Странным было то, что отчаянный ездок оказался человеком в летах. Гонка продолжалась до ближайшей остановки. В последний момент девушка успела юркнуть в автобус и плюхнулась рядом со мной на свободное сиденье. Ездок же, завалив мотоцикл в кювет, вытащил из кармана бутылку портвейна и жадно отпил из нее, после чего долго махал рукой на прощанье.

Я, кажется, упоминал, что в общем и целом я человек стеснительный, с ограниченным полем коммуникабельности. Вступать в разговор с людьми незнакомыми не в моих правилах. Мысль о знакомстве даже не всплыла в голове. Да и первый брошенный девушкой взгляд заставил остеречься: в нем не было ни вызывающего любопытства, ни ободряющей кокетливости. В глазах промелькнуло нечто похожее на страх: упаси меня бог, уж сюда никак не следовало садиться. Но было поздно. Она нарочно отворачивалась, чтобы украдкой, но придирчиво и основательно, следить за каждым моим движением. Как будто девушка мучительно вспоминала и не могла решить — похож или не похож я на сбежавшего из заключения опасного преступника, фотографию которого недавно показывали по телевидению.

Автобус наполнялся. Я уступил свое место бойкой на язык деревенской тетке. Мог, конечно, этого не делать, но я по опыту знаю, что в такие моменты намного лучше чувствую себя стоя, чем сидя.